Если герцогу представится возможность заполучить в зятья состоятельного и занимающего высокое положение в обществе человека, во всем мире не отыщется никого, кто лучше него справился бы с этой задачей.
»Как же мне быть?»— спрашивал себя маркиз.
Он чувствовал, что его голова словно набита ватой, и никак не мог сосредоточиться.
— Ну что же, Вирджил? — спросила Эстер.
Он знал, что она читает его мысли, и это приводило его в бешенство.
— Вернись ко мне, — сказала она, — и наша жизнь будет прекрасна.
— Позволь теперь мне сделать тебе предложение, — сказал маркиз.
С этими словами он подошел к ней. По его плотно сжатым губам она видела, что он крайне разгневан.
— Я буду давать тебе десять тысяч фунтов в год, — сказал он, — вплоть до того времени, когда ты не выйдешь замуж за человека достаточно состоятельного, чтобы больше в них не нуждаться.
— Десять тысяч в год? — повторила Эстер, — Ты действительно полагаешь, что я соблазнюсь ими, когда могу стать твоей женой, маркизой Энджелстоун?
Маркиз в ярости скрипнул зубами, но ничего не сказал, и она продолжала:
— В моем распоряжении будет гораздо больше денег, не говоря уже об удовольствии занять соответствующее положение при дворе, которое я смогу передать по наследству!
Маркиз едва удержался, чтобы ее не ударить.
Его мать была придворной дамой; по традиции это положение занимали все маркизы Энджелстоун.
Для него была невыносима мысль, что Эстер займет место его матери не только при дворе, но и в усадьбе, в его доме в Ньюмарке и в Охотничьем домике в Лестершире.
Ему захотелось убить ее прямо на месте.
Она вела себя отвратительно, и маркиз живо представил себе, как его друзья будут жалеть его и в то же время будут бояться сказать что-нибудь открыто.
Огромным усилием воли он заставил себя спросить:
— Что ты выбираешь?
— Обручальное кольцо! — ответила леди Эстер.
В глазах ее вспыхнула злоба. Маркиз знал, что она наслаждается своей властью над ним.
Она сжигала его заживо, и чем громче он кричал и корчился в муках, тем больше она была рада.
В эту минуту он ненавидел ее так яростно, что только отличное умение владеть собой удержало его от того, чтобы не наброситься на нее и не ударить.
Он молчал, потому что боялся заговорить.
После паузы леди Эстер воскликнула торжествующе:
— Я победила, Вирджил, и тебе не ускользнуть! Теперь послушай, что я скажу.
Она слегка наклонилась вперед, повернув лицо к нему.
Эта поза, придающая ей еще большее очарование, тоже была хорошо знакома маркизу.
— Когда отец приедет, — сказала Эстер, — мы посвятим его в нашу замечательную тайну, а потом устроим скромную свадьбу.
Ей показалось, что маркиз хочет что-то сказать, и она торопливо добавила:
— Я уверена, ты тоже предпочел бы, чтобы она была скромной, и если мы сразу же отправимся в свадебное путешествие, никто не удивится, что ребенок родился всего через семь месяцев.
Губы маркиза сжались в тонкую линию, а Эстер продолжала:
— Я понимаю, что сейчас ты сердишься, но в будущем ты поймешь, что я в роли твоей супруги буду гораздо лучше, чем какая-нибудь неопытная девчонка, которая надоест тебе через две недели.
Маркиз хотел сказать, что она уже ему надоела, но подумал, что это прозвучит недостойно.
— Мы будем счастливы вместе, — сказала Эстер, — но если позже, когда наш ребенок появится на свет, у тебя возникнут «другие интересы», я не стану вмешиваться — и поэтому вправе надеяться, что и ты не будешь вмешиваться в мои дела.
Она слегка развела руками и добавила:
— По-моему, это вполне пристойно.
— Нет ничего пристойного в твоем поведении! — с безнадежностью в голосе заметил маркиз.
— Именно это ты всегда говорил, когда я дарила тебе наслаждение, — парировала Эстер. — Ты говорил, что я…
Стремительна, как ветер, обжигающе, как мороз, и податлива, как снег!
Она коротко рассмеялась.
— Милый Вирджил! В самом деле весьма поэтично!
Она встала, распространяя вокруг себя аромат дорогих французских духов, так хорошо знакомый маркизу.
Он помнил, как яростно смывал этот запах со своей кожи.
Его подушка хранила воспоминание об этих духах еще долго после ее ухода.
— Мне пора идти, Вирджил, — сказала леди Эстер, — но не забудь навестить меня завтра
вечером: должен приехать отец.
Она сделала небольшое движение, будто хотела коснуться его, а потом, взмахнув шелковой юбкой, повернулась и пошла к двери.
У порога она обернулась и тихо сказала просительным тоном:
— Милый Вирджил, мы будем очень счастливы, и мне кажется, что ты мог бы сделать мне подарок, чтобы отметить тот знаменательный час, когда ты обещал жениться на мне!
Маркиз сжал кулаки и, после того как дверь за Эстер закрылась, воздел руки к потолку.
Казалось, он молит богов о помощи, потому что еще ни разу в жизни не попадал в столь ужасное положение.
Только через четверть часа маркиз вышел из гостиной и спустился по лестнице.
Дворецкий в холле нерешительно посмотрел на него, словно ожидая распоряжений.
— Экипаж! — отрывисто приказал маркиз и пошел к себе в кабинет.
Это была очень уютная комната. У окна стояло бюро, а по стенам висели картины кисти Стаббса и Сарториуса, изображающие лошадей.
Против камина на столике лежали газеты.
Поглядев на них, маркиз подумал, что «Тайме»и «Морнинг пост» непременно объявят о его бракосочетании с леди Эстер. От этой мысли его бросило в дрожь.
Разве он мог согласиться взять в жены такую женщину?
Разве мог усыновить ребенка другого мужчины?
Ему казалось, что сами стены выкрикивают эти вопросы.
И все же он, как ни старался, не мог найти выход из тупика, куда его загнали, словно зверя в ловушку.
Маркиз не мог не понимать: в прошлом году весь модный свет обсуждал его роман с леди Эстер.
Он уехал из Лондона, чтобы избавиться от нее, но у сторонних наблюдателей не было никаких причин считать, что роман закончился.
Маркиз подозревал, хотя и не был в этом уверен, что вскоре после его отъезда леди Эстер тоже уехала к отцу.
Очевидно, часть ноября Дэвид Мидвей провел с ней в ее поместье.
Итальянский посол занял место маркиза сразу же после его отъезда, так что у нее был с ним роман в этом году.