Я наклонился, с болезненной гримасой потер лодыжку. Он наблюдал за мной с беспокойством:
– Что-то не так?
– Подагра, – ответил я со стоном. Задержал дыхание, напрягся, а когда с усилием разогнулся, лицо мое было багровым от прилива крови. Он смотрел с нарастающим беспокойством, я внезапно подумал, что он уже из поколения, которое не знает, что такое подагра, апоплексический удар, грудная жаба – все это именуется как-то иначе. И слово «подагра» звучит загадочнее и страшнее, чем инсульт или инфаркт.
– Вы, того... расслабьтесь, – сказал он жалко, – вам, может, лекарство какое?
– Терафазопсиходедитоксин бы, – простонал я.
– Есть только аспирин, – ответил он дрогнувшим голосом. – Еще анальгин... может быть.
Я слабо отмахнулся, встал с великим трудом, медленно передвигая ногами и шаркая, подошел к окну. Спиной чувствовал его встревоженный взгляд, сказал слабо:
– Сейчас отдышусь... Свежий воздух...
– Окна закрыты герметически, – ответил он торопливо, – тут везде кондишен...
– Хорошо, – пробормотал я, не оборачиваясь. – То-то показалось, что здесь прохладнее... Вы делайте кофе, делайте...
– А вам... можно?
– Нет, сердце не то, но запах бодрит.
Я почувствовал, когда он повернулся и начал разливать кофе. Оглянулся, он наполнял чашку тонкой струйкой, внимательно следя, чтобы в коричневой струйке не появилась черная, чашка уже полна на две трети, надо спешить, и я бесшумно схватил жабу, в самом деле тяжелая, как булава Муромца.
Он ощутил движение воздуха, начал оборачиваться, металлический край ударил не в затылок, как я намеревался, а в висок. Тихо хрустнуло, его тряхнуло, будто я ударил оглоблей по молодому клену, колени подогнулись и он начал опускаться на пол. От второго удара он завалился навзничь, раскинув руки. Я на всякий случай с размаха ударил ногой в голову, ощущение такое, словно вместо футбольного мяча ударил по гранитному валуну.
Странно, я почти убил человека, но ни малейших угрызений совести, а только злость и желание двинуть ногой и в зубы. Может быть, со мной в самом деле собирались только разговаривать, предложить огромные деньги за сущие пустяки, вроде чуть-чуть сместить свои советы вправо или влево, но я так привык к независимости, что у меня шерсть встает дыбом при одном намеке, что кто-то пытается что-то навязать мне силой. Хоть золотую гору, хоть принцессу в гарем, хоть новую компьютерную игру.
Присев на корточки, я вытащил из его кобуры пистолет. Теперь в ладони была недобрая тяжесть. Лишь однажды держал нечто подобное. Тогда начали продавать газовые пистолеты, я и купил в ларьке. До сих пор не знаю, исправен он был или нет, выстрелить ни разу даже для проверки не успел: через месяц ко мне ввалилась шумная компания подгулявших друзей, сыграли в карты, компьютера у меня тогда еще не было, заря перестройки, я не утерпел и показал пистолет, все ахали и восхищались, он долго переходил из рук в руки, потом пили еще пиво, в холодильнике отыскались две початые бутылки вина, снова в карты, а когда гости ушли, то пистолет, скорее всего, тогда и накрылся. Обнаружил пропажу только через месяц, когда хотел показать еще кому-то.
В соседней комнате послышался скрип стула. Я снял с предохранителя, так же и на газовом, взял обеими руками. Неудобно, да и жабу пришлось положить, а я ей доверял больше, чем пистолету, которым, в отличие от жабы, еще не пользовался. Это из кольта стреляют небрежно от бедра, а из современных пистолетов с вытянутой руки, уже никто не держит небрежно как наганы герой гражданской.
* * *
На поясе полковника остались страшноватые ножи, но я даже хлеб отрезал либо косо, либо криво, даже если реклама обещала, будто отрежут сами...
С порога я невольно бросил взгляд в сторону распростертого тела. Как и всякий дурак, чересчур верил в мощь техники. Врачи вовсе не боги. Три четверти поступают в медвузы по блату, протекции или из соображения престижности. Понятно, какие из них врачи. Остальные заняты карьерой в медицинском мире. А безнадежно больные выкарабкиваются сами, без их помощи. Кто голоданием, кто травами, что сыроедением, кто йогой, но всяк, кто выжил, не только выглядит моложе своих лет, но и в самом деле биологически моложе.
И все же, напомнил я себе здраво, стрелять я не умею вовсе. Нож в руках держал только на кухне, но вряд ли кто-то ляжет на кухонный стол и будет ждать, пока я его буду пилить, как хлебный батон.
* * *
Дюжий десантник сидел у экрана компьютера и неумело палил из гранатомета в летающих тварей. Попал в того, что подбежал вплотную, зверюгу разнесло в клочья, но сразило осколками и могучего Дюка. Выругавшись, он начал сначало, но гранатомет не сменил, так что прибьет сам себя снова. Такому придурку надо набирать на клавиатуре DNKROZ, режим бессмертия, но все равно не отыщет дверей...
Подойти и шарахнуть жабой не смогу, заметит мое отражение в полированной мебели. Стрелять? Нехорошо в спину, но этот супермен получает за свою работу в десять раз больше, чем я, ученый мирового класса. Она считается у него опасной, потому и платят. Никто не принуждал идти на такую работу, мог бы крутить болты на ЗИЛе, там получают меньше, да и ту задерживают, но остался бы цел...
Я надавил на спусковой крючок. Напрягся, ожидая отдачи, но пистолет молчал, а палец мой так и остался на курке. Я нажал снова, но курок остался на месте.
– Идиот, – сказал я громко. – Так тебе никогда не добраться даже до второго уровня.
Он повернулся как ужаленный. Руки в развороте вскидывали автомат, я успел увидеть перекошенное лицо, Меня тряхнуло, я ощутил страшный удар в лицо, в глазах вспыхнул ослепительный свет. Скулу жгло, потом из темноты выпрыгнула комната, огненные мухи все еще летали, медленно угасая, по стене сползал на пол парень в десантном комбинезоне. Во лбу зияла дырка, кровь потекла тонкой струйкой, остановилась, и только тогда я ощутил в своей руке все ту же недобрую тяжесть проклятого пистолета, что чудовищной отдачей шарахнул мне по морде.
Я пощупал скулу, на пальцах осталась кровь. Выходит, чтобы удержать современный пистолет, нужны мускулы.
Я нагнулся за его автоматом, ремень прижат плечом к стене. Выдернуть не удалось, я присел на корточки, кое-как освободил, взял в руки, стараясь вспомнить по фильмам как с ним обращаться.
Сердце колотилось как бешеное, в висках стучало. Когда раздался грохот, я лишь вскинул недоумевающе голову, словно сидел в читальном зале Ленинки, а меня позвали к телефону, от двери с грохотом понесся веер стальных пуль, на головой засвистело так, что ветром дернуло клок волос.
Руки мои затряслись, отдача автомата качнула назад. К счастью, уперся спиной в стену, в ушах грохот, в проеме раскрытой двери дергался под градом пуль рослый мужчина в десантной куртке и с черной маской на лице. Мне почудилось, что крики и стоны слышны еще где-то, дальше, но когда догадался снять застывший палец с курка, патроны в рожке кончились, на пороге лежал изорванный пулями человек, который ворвался профессионально правильно, с ходу полоснул веером пуль на уровне груди или живота, не в состоянии угадать, что мой то ли возраст, то ли сидячий образ жизни заставит сесть на корточки только для того, чтобы поднять с пола автомат.