Девушка села, уютно закутавшись в пальто и плащ, но книги открывать не стала.
Ее взгляд привлекло бурное море со вспененными волнами, на которые сквозь разрывы между облаками падали потоки солнечного света. Зрелище было настолько живописным, словно сошло с картины Тернера. Пребывание посреди открытого моря дарило ей прежде не испытанное чувство полной свободы.
Беттине тяжело достались несколько лет постоянного пребывания в пансионе, откуда ее не забирали даже на каникулы. Отец ни разу не предложил, чтобы во время перерывов в учебе она вернулась в Англию, и ей приходилось либо оставаться в школе, либо принимать приглашения от учениц-француженок, которые иногда приглашали ее к себе домой.
Ей было интересно увидеть, как живут люди во Франции, Гостя у одной из подруг, она могла ездить верхом, у другой — посетить несколько оперных спектаклей в Париже, а также музеи и картинные галереи.
Французских девушек держали в строгости: они могли выходить из дома только под чьим-нибудь наблюдением. Кроме того, пока они не станут совсем взрослыми, им запрещалось принимать участие в развлечениях родителей. Временами Беттина ужасно тосковала по отцу и матери, которые не ограничивали ее свободу.
А вот теперь, когда все могло бы пойти по-другому, она вынуждена будет променять прежнее отшельничество на новое!
Если она выйдет замуж — а отец говорит, что это совершенно необходимо, — то вынуждена будет во всем подчиняться мужу, который, как она имела все основания опасаться, может оказаться еще строже и суровее, чем была мадам Везари!
Мысли о подобном будущем заставили ее тяжело вздохнуть — и тут рядом с ней чей-то голос произнес:
— Так вот где вы прячетесь! Мне показалось, что кто-то пробирался по палубе. А из моих гостий только вы одна могли рискнуть на такое приключение!
Подняв голову, Беттина увидела, что перед ней стоит герцог. Она невольно подумала, что его морское пальто с бронзовыми пуговицами и головной убор с козырьком, наподобие того, какой носили капитан и офицеры яхты, удивительно ему идут — как, впрочем, шло ему все, что бы он ни надевал.
Герцог сел рядом с ней, и она потеснилась, чтобы он смог устроиться на сиденье, которое на самом деле было рассчитано только на одного человека.
Усаживаясь, Беттина не стала снимать плащ, а только скинула с головы капюшон, и волосы ее были ничем не покрыты: ветер трепал светлые пряди, то прижимая их к щекам девушки, то игриво отбрасывая назад. Она не делала никаких попыток поправить прическу, и герцог с изумлением подумал, что его юная гостья явно не подозревает, насколько она хороша: настоящая морская нимфа!
— Почему вы здесь спрятались? — спросил он.
— Я хотела полюбоваться на море, — ответила Беттина. — Оно настолько величественно!
— Вы явно не боитесь морской болезни!
— Мне очень повезло, — улыбнулась Беттина.
— Но все-таки, когда вы идете по палубе во время такой сильной качки, надо быть осторожнее! — предостерег ее герцог. — Иначе вы можете упасть за борт.
— О! Только не до того, как я увижу открытие Суэцкого канала! — воскликнула Беттина.
Он рассмеялся.
— Но ведь это падение за борт и в другое время было бы ни к чему?
— Я пытаюсь… предоставить завтрашнему дню… самому заботиться о себе, — неосторожно сказала Беттина.
— Пытаетесь?
— Ничего другого мне не остается.
В ее голосе послышались нотки отчаяния, которые не укрылись от герцога. Немного помолчав, он спросил:
— Вам нравится это плавание?
— Я в жизни ничем так не наслаждалась! — искренне воскликнула Беттина. — Ваша яхта просто чудесная, и можно многое увидеть, путешествуя на ней! И так хорошо размышлять, глядя на бесконечные волны!
— И о чем же вы размышляете?
Беттина не ожидала, что герцог может заинтересоваться ее словами.
— Сегодня утром, — сказала она наконец, увидев, что герцог ждет ее ответа, — я думала о радуге, которую видел Фердинанд де Лессепс. Он решил, что она появилась в самый счастливый день его жизни.
— Я не помню такой истории, — признался герцог. — Расскажите мне ее.
— Это случилось, когда он вернулся в Египет через двадцать лет после того, как впервые начал мечтать о создании канала, — начала Беттина. — К этому времени его друг, принц Сайд, стал вице-королем и был рад принять его в качестве своего гостя.
Герцог кивнул, подтверждая, что этот факт ему известен, и Беттина продолжила свой рассказ:
— 15 ноября 1854 года месье де Лессепс принял решение поговорить с вице-королем относительно строительства Суэцкого канала. Они расположились лагерем под Александрией. В пять утра де Лессепс встал и вышел из своей палатки.
Герцог с интересом слушал ее рассказ, и Беттина, польщенная его вниманием, продолжила:
— Первые лучи солнца уже озаряли горизонт, но день обещал быть пасмурным. И вдруг произошло нечто необычайное!
— Что же именно? — невольно спросил герцог, заинтригованный ее рассказом.
— На небе вдруг появилась ярчайшая радуга, протянувшаяся с востока на запад, — ответила Беттина.
Улыбнувшись, она стала рассказывать дальше.
— Именно появление этой радуги и убедило месье де Лессепса в том, что этот день будет самым счастливым днем его жизни. Он быстро оделся и в пять часов утра сел
на своего арабского скакуна и помчался к палатке вице-короля!
Глаза у Беттины оживленно блестели. Она рассказывала так увлеченно и живо, словно сама присутствовала при этих событиях.
— Перед палаткой вице-короля была устроена настоящая баррикада, но Фердинанд де Лессепс, который всегда был превосходным наездником, легко ее преодолел. Вице-король видел это — как и его генералы, — и все они восхищенно закричали и захлопали в ладоши.
— Арабы всегда очень высоко ценили хорошую верховую езду, — заметил герцог.
— Наверное, он это знал, — откликнулась Беттина. — Когда он спешился и прошел в палатку вице-короля, сердце его переполняло чувство уверенности.
— Интересная история, — проговорил герцог. — А вы верите в приметы и знамения?
— Да, конечно же!
Посмотрев на герцога, Беттина решила, что легкий цинизм, не покидающий его лица, немного портит впечатление.
— В истории их было так много, — попыталась объяснить она свое утверждение. — Например, Вифлеемская звезда.
Герцог улыбнулся, и из его взгляда исчез весь цинизм.
— Я как-то думала об этом, — добавила Беттина, — и пришла к выводу, что в большинстве случаев то, что вы назвали «приметами и знамениями», представляло собой некий свет: звезда, пылающий куст, радуга, свет, исходивший от самих людей, который потом превратился в нимб на христианских изображениях…