Оставив вместо себя первого помощника, Конрад спустился вниз, к каюте, которую он сейчас занимал и куда отправил Делору — во время боя там было безопаснее, чем в капитанских апартаментах на верхней палубе.
Спускаясь по трапу, он столкнулся с Эбигейл.
— Все закончилось, сэр? — спросила она со спокойствием, достойным восхищения.
— Да, Эбигейл. С вашей хозяйкой все в порядке?
— Она очень хотела видеть вас. Я собираюсь приготовить ей чашечку чая.
Конрад улыбнулся — Эбигейл, как и большинство английских служанок, считала чашку чая панацеей при всех болезнях.
— Я уверен, нам всем сейчас не помешает чашка хорошего чая.
Он знал, что матросы в этот момент думают совсем не о чае, а о глотке рома — но об этом обязательно позаботится Диккен.
Он открыл дверь каюты, которая была погружена в полумрак — лампа оставалась не зажженной.
Здесь царила тишина, и Конрад даже подумал, что девушки тут нет. Однако этот же момент он услышал вскрик, и перед ним появилась Делора.
— Вы… вы в безопасности! Вас не ранило?
Она почти что выкрикнула это; неожиданно корабль сильно качнуло, и Конраду пришлось обнять девушку, чтобы не дать ей упасть.
Он ощутил дрожь ее тела, и понял, что страх ее прошел.
Их взгляды встретились.
Не осознавая происходящего, ни о чем ни думая, повинуясь импульсу, полностью парализовавшему его волю, Конрад нашел уста девушки своими губами.
Коснувшись ее рта он понял, что именно об этом он мечтал все время — о той нежности, сладости, трепете и невинности, каких он не встречал никогда в жизни.
Полностью потеряв контроль над собой, Конрад крепче обнял Делору и ощутил ее сладостное волнение, в котором, как в зеркале отражались и его собственные чувства.
Он целовал ее страстно, требовательно, и, в то же время, с благоговением, ибо Делора отличалась от всех остальных женщин, когда-либо принадлежащих ему.
И только усилившаяся качка вынудила его оторваться от ее губ и вернуть себе самообладание.
— Простите меня, — еле слышно прошептал он.
Его ужаснул собственный поступок, и сейчас он совершенно не понимал, что ему делать дальше.
— Я… я люблю вас.
Она тоже произнесла это шепотом, но капитан прекрасно расслышал слова.
— Я знаю… что полюбила вас… с первой встречи… с тех пор… как я поняла, что мои молитвы были услышаны… и Бог послал мне избавителя!
Сверхчеловеческим усилием воли Конрад отнял руки от Делоры, оставив ее держаться за ближайший стул, привинченный к полу.
Он пересек каюту и остановился у иллюминатора, вглядываясь вдаль — над морем уже начала сгущаться тьма — и тщетно пытаясь понять, почему так стучит его сердце, и как разрешить все терзавшие его душу вопросы.
Он не двигался; Делора с трудом добралась до кресла и рухнула в него.
Конрад чувствовал, что девушка смотрит на него, и, даже не поворачиваясь, мог сказать, что взгляд ее полон немого вопрошания и изумления.
Наконец, к Конраду вернулся дар речи.
— Мы должны забыть о том, что сейчас произошло. Я бы никогда не позволил себе подобного, не будь окрылен победой.
В повисшем молчании раздался тихий голос Делоры:
— Вы… вы хотите сказать… что… сожалеете о… о том, что поцеловали меня?
— Я не должен был этого делать.
— Но… ведь это произошло… и теперь… теперь я точно знаю… что люблю вас.
— Вы не должны так говорить, Делора.
— Но это… правда.
— Если это правда, то я вдвойне сожалею о сделанном; вы же должны заставить себя поверить в то, что запутались в своих чувствах. Вы впервые оказались в центре боевых действий — а в таких случаях иногда происходят и более странные вещи, о которых бывает лучше — и легче — забыть.
В каюте вновь воцарилась тишина. Через некоторое время Делора, всхлипывая, смогла выговорить:
— Так… вам не понравился… поцелуй! Я же никогда… никогда не испытывала ничего подобного!
Конрад понял, что девушка вот-вот расплачется и поспешил ответить:
— Что вы, это было изумительно, но мне стыдно за то, что я потерял контроль над собой и своими действиями, а это непростительно для капитана.
— Я думала… что вы поцеловали меня не как капитан… а как… как мужчина.
Конрад ничего не ответил — ведь это было правдой.
Но, боясь, что Делора может наговорить еще глупостей, он повернулся к двери.
— Мне еще многое нужно сделать.
— Нет! Нет… пожалуйста, не уходите… я должна вам еще кое-что сказать.
Не в силах отвергнуть ее мольбу, он подошел и сел во второе кресло.
Девушка протянула к нему руки — он взял их в свои.
Он ощутил дрожь ее пальцев, усилием воли подавив в себе желание покрыть их поцелуями.
Она вцепилась в его пальцы, как утопающий хватается за спасательный круг. Затем, изменившимся голосом, она произнесла:
— Я… я люблю вас… и даже если вы… не любите меня… я буду любить вас… всю жизнь… до самой смерти.
— Делора, вам не следует говорить подобные вещи.
— Но это правда… я действительно люблю вас… я сделаю все, что вы захотите… пожалуйста… но продолжайте любить меня… хотя бы как родственницу.
— Любить вас!.. — вырвалось у Конрада.
Делора, словно боясь своих слов, откинулась в кресле, прижимая руки к груди.
— Я думаю, — шепотом добавила она, — я надеюсь… что, даже пытаясь подавить в себе это… вы любите меня… хоть капельку.
Темнота царившая в каюте и нежность ее голоса волновали Конрада; от близости девушки и ее прикосновений сердце его едва не выскакивало из груди; он больше не мог сдерживаться.
— Я люблю тебя! Конечно же, я люблю тебя! Но мы прекрасно понимаем, что между нами ничего не может быть!
— Но это уже было! И… мой дорогой кузен… этого… этого я ждала всю жизнь.
— Но, любимая, у нашей любви нет будущего. Я обязан выполнить приказ и передать тебя в руки губернатора. То, что я влюбился в женщину, полностью зависящую от меня, идет вразрез с моими понятиями о чести, не говоря уже о мнении остальных.
— Когда я была здесь… во время битвы… я так боялась за тебя… я решила, что если… если тебя убьют… я наложу на себя руки.
— Тебе не следует так говорить, — ответил Конрад.
Он не вполне понимал, как это произошло, но Делора уже сидела в его кресле, в его объятиях, и он целовал ее — так же как несколько минут назад, но еще более настойчиво.