— Каммамури!.. Хозяин!.. — хрипел Агур, извиваясь в жестоких конвульсиях.
Фанатик крепко ухватился за аркан и сжал его изо всех сил, заглушив голос жертвы, потом выхватил кинжал и вонзил его в тело несчастного.
— Умри, раз этого хочет богиня! — закричал он ужасным голосом.
С серым, страшно искаженным лицом и выкаченными глазами, Агур издал хриплый стон, попытался подняться, но снова упал.
— Один готов, — сказал Манчади, бросив жестокий взгляд на убитого. — Теперь подумаем о другом.
И удалился быстрыми шагами, в то время как стая марабу слеталась на еще теплый труп несчастного Агура.
Каммамури начинал беспокоиться. Солнце быстро опускалось за горизонт, а охотники еще не вернулись, ни одного выстрела не слышалось в джунглях.
Он никак не мог объяснить себе ни это их долгое отсутствие, ни это абсолютное безмолвие. Он не раз выходил из хижины, внимательно осматривал горизонт, надеясь увидеть их среди бесконечных пространств бамбука, заставлял Пунти лаять, чтобы указать им обратный путь, но все бесполезно.
Несколько раз он доходил в сопровождении тигрицы до первых бамбуков и прислушивался к шумам в джунглях; несколько раз бил в барабан, подвешенный у дверей хижины, раза два или три стрелял в воздух. Но молчание, царившее на равнине, не нарушалось ничем.
Упав духом, он сел на пороге хижины и стал дожидаться их возвращения. Не прошло и нескольких минут, как тигрица вскочила на ноги с глухим рычанием, в которому присоединился лай Пунти.
Каммамури встал, думая, что возвращаются охотники, но никого не увидел. Он обернулся и заметил опирающегося на косяк двери Тремаль-Найка.
— Ты, хозяин! — удивленно воскликнул он. — Ты!..
— Да, Каммамури, — кивнул Тремаль-Найк с горькой улыбкой.
— Какая неосторожность!.. Ты еще слаб и…
— Молчи, я окреп, я сильнее, чем ты думаешь, — сказал охотник на змей сурово. — Я слишком залежался на этой койке, пора кончать с этим.
Он сделал несколько шагов вперед, почти не шатаясь, и уселся на траву, сжав голову руками и пристально глядя на заходящее солнце.
— Хозяин, — сказал Каммамури после нескольких минут молчания.
— Что? — обернулся к нему Тремаль-Найк.
— Охотники еще не вернулись. Боюсь, что с ними случилась беда.
— Кто тебе это сказал?
— Никто, но у меня есть подозрение. В джунглях бродят те люди, которые убили Хурти и ранили тебя.
Лицо Тремаль-Найка потемнело.
— Значит, они здесь? — спросил он.
— Наверное.
— Скоро я поправлюсь, Каммамури, мы вернемся на этот проклятый остров и уничтожим их всех, всех!
— Что?.. — испуганно воскликнул маратх. — Мы вернемся на тот остров?.. Хозяин, что ты говоришь?
— А ты боишься?
— Нет, но возвращаться туда, в те места — это безумие.
— Безумие!.. Ты говоришь, безумие?.. Ты, значит, не знаешь, кого я оставил там, в руках этих негодяев?
— Кого?
— Деву пагоды.
— Кто она такая?
— Божественное создание, Каммамури, и я люблю ее безумно.
— Так ты оставил там эту женщину?
— Да, Каммамури, ту самую, которая являлась мне на закате солнца в джунглях. Ада! Ада! Как я страдаю вдали от тебя!
— Так это и было твое видение?
— Да, мое видение.
— Но как она оказалась на Раймангале?
— Тяжелый рок тяготеет над этой несчастной девушкой, Каммамури. Злодеи держат ее в своих руках, но я не знаю, почему. Я видел ее в пагоде перед бронзовым чудищем.
— Чудищем!.. Но, может быть, эта женщина одна из них.
— Не смей говорить этого, Каммамури, — угрожающе вскричал Тремаль-Найк. — Она их пленница, они заставляют ее поклоняться бронзовому чудищу! Они жестоки… А она их жертва — эта бедная девушка!..
— Прости, хозяин, — пролепетал маратх.
— Ты ничего не знал, я не держу на тебя зла, Каммамури. Но эти люди, которые насильно держат ее в пагоде, которые разрывают ей сердце и заставляют ее страдать — я уничтожу их всех, Каммамури! Всех до единого! Здесь, на моей груди, остался след их кинжала, и он все время будет напоминать мне о мести! Ты не останешься в их руках, моя бедная Ада!.. Как бы не стерегли они тебя, какие бы препятствия ни воздвигали, я вырву тебя из их рук!.. И тогда пусть дрожат эти фанатики, которые так мучили тебя, которые отравили твою молодость. Мы с Дармой истребим их всех до единого в их страшных пещерах!
— Ты пугаешь меня, хозяин. А если тебя убьют?
— Я умру ради той, которую люблю! — пылко воскликнул Тремаль-Найк.
— И когда мы отправимся туда?
— Как только у меня хватит сил держать карабин. Я ухе окреп, но не настолько, чтобы выступить одному против всех.
В это мгновение с юга донесся ружейный выстрел; Дарма подпрыгнула и ощетинилась, рыча. Маратх и Тремаль-Найк вскочили на ноги, удерживая Пунти, который заливался лаем.
— Что там случилось? — спросил маратх, доставая из-за пояса нож.
— Каммамури!.. Каммамури!.. — закричал чей-то голос.
— Кто это там? — спросил Тремаль-Найк.
— Великий Брама!.. Это Манчади! — вскричал маратх.
В самом деле, бенгалец приближался к ним, пробивая густую завесу бамбука и, как сумасшедший, размахивая карабином. Казалось, он был во власти ужасного страха.
— Каммамури!.. Каммамури!.. — задыхаясь, повторил он.
— Беги, Манчади, беги! — закричал маратх. — Неужели его преследуют? Внимание, Дарма!
Тигрица подобралась, выпустив когти, и открыла пасть, показывая два ряда острых зубов.
Бенгалец, который бежал очень быстро, за несколько минут добрался до хижины. Лицо его было окровавлено, как будто от раны на лбу, рубашка тоже была в крови, что должно было скрыть его предательство.
— Хозяин!.. Каммамури! — воскликнул он, отчаянно плача.
— Что случилось? — с тревогой спросил Тремаль-Найк.
— Агур смертельно ранен!.. Горе мне… это не моя вина, хозяин… они кинулись на нас… Агур! Бедный Агур!
— Его ранили! — с яростью воскликнул Тремаль-Найк. — Кто? Кто?
— Враги… эти туги с арканами…
— Проклятие! Говори, рассказывай, я хочу все знать!
— Мы углубились в лес, — бормотал негодяй, продолжая рыдать. — Они бросились на нас прежде, чем мы смогли взяться за оружие… и Агур упал. Я испугался и убежал…
— Сколько их было?