Он свернул в сторону и обежал хижину по дуге, прячась в зарослях тростника. Теперь дом был справа, и Тремаль-Найк стоял к нему боком. С предосторожностями он мог теперь приблизиться и кинуться на свою жертву.
Предатель лег на землю и пополз в траве, как змея, стараясь производить как можно меньше шума. Легкий ветерок, мягко колебавший верхушки бамбука, заглушал шорох травы.
Так, то двигаясь вперед, то останавливаясь и взглядывая на Тремаль-Найка, который, казалось, ничего не замечал, ему удалось подобраться к самой хижине.
Внезапно он вскочил прыжком тигра. Жестокая улыбка показалась на его губах.
«Теперь он мой, — прошептал он едва слышно. — Кали защитит меня».
На цыпочках он подкрался к стене хижины и остановился в десяти шагах от Тремаль-Найка. Бросил еще взгляд на джунгли, но ничего опасного не заметил.
Улыбка, еще более жестокая, промелькнула на его губах. Он быстро раскрутил аркан и бросил его, прыгнув вперед.
Тремаль-Найк рухнул на землю, как дерево, вырванное ветром, но, к счастью, одной рукой ему удалось перехватить аркан.
— Каммамури! — закричал он, хватая другой рукой веревку и таща ее к себе с отчаянной силой.
— Умри! Умри! — вопил убийца, волоча его по земле.
— Каммамури! На помощь!.. — звал Тремаль-Найк.
— Я здесь! — послышалось из темноты.
Вспышка разорвала мрак, раздался громкий выстрел. При свете ее был виден бегущий Каммамури, впереди огромными прыжками мчалась тигрица, рядом с ней Пунти.
Манчади отпрыгнул назад шагов на десять и опрометью пустился к берегу.
Раздался второй выстрел, и предатель ничком рухнул в реку, исчезнув среди ее тростников.
Едва почувствовав, что аркан ослаб, Тремаль-Найк вскочил, схватил валявшийся на земле карабин и кинулся к реке, надеясь покончить с предателем. Однако, когда он достиг берега, Манчади уже исчез.
Он вошел в воду, но ни одна тень не появилась на поверхности. Вероятно, течение увлекло убийцу, который, без сомнения, был ранен пулей маратха.
— Ах негодяй! — Тремаль-Найк был в бешенстве.
— Хозяин! — закричал Каммамури, подбегая вместе с тигрицей и собакой. — Где этот разбойник?
— Исчез, Каммамури, но мы найдем его.
— Ты ранен?
— Нет, меня не так-то просто задушить этим людям.
— У меня кровь застыла в жилах, когда я понял, что задумал этот негодяй. Я боялся, что не поспею вовремя. Ах каналья! Предатель! Попадись он мне еще раз, я изрублю его на кусочки. Так обмануть нас! Знаешь, хозяин, ты спасся просто чудом!
— Знаю, Каммамури. А Агур?.. Что случилось с Агуром?
Маратх замолк, горестно уронив голову.
— Говори, Каммамури, — приказал Тремаль-Найк, который уже и сам догадывался обо всем.
— Он мертв, хозяин, — прошептал Каммамури.
Тремаль-Найк в отчаянии схватился руками за голову.
— Мертв?.. Мертв!.. — кричал он. — Все погибают вокруг меня! Но что я сделал, Шива, чтобы терять всех, кого я люблю? Или я проклят богами?..
Он склонил голову, и слезы потекли по его смуглым щекам. У Каммамури, который впервые видел его плачущим, душа разрывалась от жалости.
— Хозяин, — пробормотал он.
Тремаль-Найк не слышал его. Сжав лицо руками, он сел на берегу реки и в отчаянии устремил взгляд на джунгли, над которыми веял легкий ветерок, напоенный ароматом жасмина и муссенды. Его мощная грудь время от времени вздымалась, как от рыданий.
— Хозяин, — воскликнул Каммамури, — Мужайся! Ведь борьба еще не кончена.
— Да, я должен бороться с этим роком, который тяготеет над нами, — сказал Тремаль-Найк с яростью. — Бедный Агур! Такой молодой, такой смелый! Ты уверен, что он и в самом деле погиб?
— Да, хозяин, я видел его труп собственными глазами. Он был там, на берегу пруда, с арканом на шее и кинжалом в груди. Негодяй Манчади повалил его на землю и прикончил этим оружием.
— Так значит, именно Манчади убил его?
— Да, хозяин, он.
— Ах мерзавец!
— Но больше он никого не убьет. Моя пуля наверняка сразила его, и сейчас рыбы ужинают им.
— Значит, у этого изверга был целый план?
— Да, хозяин. Он убил Агура, чтобы отвлечь меня и и покончить с тобой. К счастью, я это вовремя понял и поспел в нужный момент.
— А у тебя не было каких-то подозрений прежде?
— Нет, хозяин, я ничего не замечал, ни в чем не сомневался. Он обманул нас очень ловко. Но зачем ему нужно было убивать нас?
— Боюсь, что его подослали сюда туги с Раймангала.
— Ты так думаешь, хозяин?
— Уверен в этом. Ты видел его грудь?
— Нет, он все время закрывал ее, не знаю, почему.
— Чтобы спрятать свою татуировку.
— Теперь понимаю; наверное, так и есть. Но почему они так ожесточенно преследуют тебя?
— Потому что я люблю Аду.
— Значит, они не хотят, чтобы ты любил ее?
— Да, и пытаются убить.
— Но почему?
— Потому что над этой женщиной тяготеет какой-то рок.
— Какой?
— Не знаю, но когда-нибудь я раскрою эту тайну.
— И ты думаешь, что эти негодяи снова возьмутся за свое?
— Думаю, да, Каммамури.
— Я боюсь их, хозяин. А ты?
Тремаль-Найк не ответил. Он смотрел на юг.
— Ты что-то заметил? — с тревогой спросил маратх.
— Да. Мне показалось, что я видел странный огонь; он вспыхнул в джунглях и сразу потух.
— Пойдем в хижину, хозяин. Здесь оставаться опасно.
Тремаль-Найк в последний раз посмотрел на джунгли, на реку и медленными шагами направился к хижине, но на пороге остановился.
— Каммамури, — сказал он с грустью, — эта хижина, такая веселая и уютная раньше, кажется мне мрачной, как могильный склеп. Бедный Агур!
Он заглушил рыдания и улегся на койку, спрятав лицо в ладони. Каммамури сел у дверного косяка и устало закрыл глаза.
Прошло три долгих часа, но маратх не двигался. Неожиданно резкий звук рамсинги вывел его из оцепенения.
— Опять эта труба! — с яростью пробормотал он. — Значит, еще одна беда? Ну что ж, хорошо, что ты предупреждаешь меня.
Он обошел вокруг хижины, внимательно оглядывая траву, но не заметил ничего подозрительного. Тогда он вернулся в хижину, забрав с собой Дарму и Пунти, и крепко заперся изнутри. Спать он лег рядом с дверью, чтобы проснуться от малейшего толчка.