Тремаль-Найк схватил руки маратха и порывисто сжал их.
— Ты остаешься? — спросил Каммамури.
— Да, остаюсь, — с глубоким вздохом сказал Тремаль-Найк. — Но завтра, пусть даже в одиночку, я отправлюсь на Раймангал. Я чувствую, что Аде грозит опасность.
— Не в одиночку, — сказал Каммамури. — Мы с Дармой пойдем с тобой. А теперь возьмемся за дело расчетливо, и вечером Манчади будет в наших руках.
Каммамури оставил хозяина, который все еще не мог успокоиться, терзаемый мрачными мыслями и тысячью тревог, a сам направился к реке, чтобы снарядить лодку.
За весь этот день не произошло ничего нового. Несколько раз, вооружившись до зубов, он отправлялся в джунгли, чтобы проверить, нет ли кого-нибудь поблизости, но не встретил ни единой живой души.
В семь часов, когда солнце склонилось к западу, пришел момент действовать.
— Хозяин, — сказал маратх, потирая руки, — не будем больше терять времени.
Именно в этот момент на юге послышалась рамсинга.
— Этот негодяй уже близко, — сказал Каммамури. — Смелее, хозяин, я отнесу тебя в джунгли. Но ни слова, ни движения, если не хочешь разрушить наш план. Как только убийца появится, тигрица схватит его.
Он взвалил хозяина себе на плечи, предварительно спрятав у него за пазухой пару пистолетов и, шатаясь, направился к джунглям.
Солнце исчезло за кромкой леса на западе, когда они добрались до первых бамбуковых зарослей. Он положил неподвижного, как труп, Тремаль-Найка в траву и склонился над ним.
— Не двигайся, хозяин, — напомнил он. — Едва тигрица бросится на Манчади, вскочи и зажми рот негодяю. Возможно, рядом есть и другие туги.
— Положись на меня, — прошептал Тремаль-Найк. — Все будет, как надо.
Каммамури побрел, склонив голову на грудь, точно человек, убитый горем. Когда он подошел к хижине, в джунглях раздался второй звук рамсинги.
«Манчади еще далеко, — решил он. — Все идет хорошо».
Он вошел в хижину, вооружился пистолетами, заткнул за пояс нож и вышел, внимательно поглядывая то на реку, то на джунгли.
— Дарма, за мной, — приказал он.
Тигрица прыжком догнала его, и оба быстро пошли на юг, прячась за кустами индиго и муссенды. В пять минут они добрались до бамбука и спрятались в двадцати шагах от хозяина.
Третий звук трубы, гораздо ближе первых, разорвал глубокую тишину, дарившую в Сундарбане.
«Хорошо, — сказал Каммамури, доставая пистолеты. — Негодяй уже близко».
Он посмотрел на хозяина. Тот казался настоящим трупом: лежал на боку, спрятав голову под руку, и мог бы обмануть даже марабу и шакалов.
Вдруг из ближайших зарослей бамбука взлетел потревоженный павлин. Удерживая Дарму на месте, Каммамури погладил ее по спине; тигрица нервно нюхала воздух и махала хвостом, как кошка.
— Не двигайся, Дарма, — прошептал он.
Второй павлин с испуганным криком взлетел там же.
Манчади приближался ползком, как змея, не производя ни малейшего шума. Он явно боялся попасть в засаду и двигался с тысячью предосторожностей.
Каммамури привстал на колено, держа в руке пистолет.
Там, среди бамбука, который явно колебался, он увидел лицо, потом появились руки и, наконец, голова в желтом тюрбане. Каммамури почувствовал, как лоб его покрылся холодным потом. Это была голова Манчади, убийцы бедного Агура.
— Дарма, — прошептал он.
Тигрица встала, подобралась и ожидала только команды, чтобы броситься вперед.
Манчади мрачно посмотрел на Тремаль-Найка и разразился зловещим смехом. Охотник на змей не двигался.
Тогда убийца вышел из кустов и с арканом в руке приблизился к тому, кто казался ему трупом.
— Взять его, Дарма! — приказал Каммамури, вскакивая на ноги.
Одним огромным прыжком тигрица выскочила из засады и обрушилась на убийцу, повалив его на землю.
Тремаль-Найк вскочил и своим мощным кулаком оглушил его.
— Держись, хозяин, — закричал, подбегая, маратх. — Сломай ему ногу, чтобы помешать бежать.
— Не нужно, Каммамури, — сказал Тремаль-Найк, удерживая тигрицу. — Я его и так наполовину прикончил.
В самом деле, предатель, лежавший на траве, не подавал даже признаков жизни.
— Ничего, все идет хорошо, — сказал Каммамури. — Теперь-то мы заставим его говорить. Он не уйдет живым из наших рук, клянусь тебе, хозяин. Агур будет отомщен.
Каммамури взял злодея за ноги, Тремаль-Найк — за руки, и они поспешили домой, в то время как небо быстро темнело: надвигалась буря.
Через четверть часа они вошли в свою хижину, крепко заперев дверь за засов.
Главное было сделано, Теперь оставалось только заставить пленника говорить, что было делом нелегким. Однако охотники на змей владели сильными средствами, способными развязать язык даже немому.
Положив пленника посередине хижины, они развели в очаге большой огонь и стали терпеливо ждать, пока тот придет в себя
Прошло немного времени, и индиец стал подавать признаки жизни. Грудь его приподнялась в порывистом вздохе, зашевелились руки и ноги, наконец он открыл глаза, уставившись на Тремаль-Найка, который стоял, склонившись над ним.
Тотчас глубокое удивление отразилось на его лице, которое тут же сменилось ненавистью и яростью. Черты лица его исказились, жестокая ухмылка показалась на губах, обнажив два ряда острых, как у тигра, зубов.
— Где я? — глухо спросил он.
Тремаль-Найк приблизил к нему свое лицо.
— Ты узнаешь меня? — спросил он, усилием воли сдерживая гнев, кипевший в его груди. — Ну как, узнал?
Манчади лишь злобно усмехнулся, не отвечая.
— Ты дрожишь передо мной?
— Мне дрожать! — презрительно пробормотал душитель. — Манчади не боится никого, кроме Кали.
— Кали! Кто такая Кали? Мне кажется, я слышал это имя.
— Да, ты слышал его в ту ночь, когда пал под кинжалом Суйод-хана. Славный был удар!..
— Плоховатый, если я еще жив.
— Это несчастье, что ты еще жив.
— Конечно, — с иронией отвечал Тремаль-Найк. — Исчезни я с лица земли, убийцам жилось бы спокойнее на Раймангале.
Душитель зловеще ухмыльнулся.
— Ты не знаешь еще Суйод-хана, — сказал он.
— Я намерен скоро познакомиться с ним поближе, и не позднее завтрашнего вечера.
— Думаешь, я поверю тебе?
— Придется поверить: Тремаль-Найк — человек слова.
— Посмотрим, — сказал Манчади. — Ты не сделаешь и шага к Раймангалу, как у тебя будет сто арканов на шее.