— Конечно. Я его знаю, наверное, лучше всех.
— Ты знаешь, где он находится?..
— Он что, покинул свое бенгали? — спросил вместо ответа Хидар.
— Да.
— Когда?..
— Три-четыре дня тому назад.
— Этого я не знал. Интересно, что он будет делать в Калькутте?
— Готовить экспедицию против Раймангала.
Боцман вскочил на ноги, выронив трубку, которую держал во рту.
— Против Раймангала, вы сказали? — спросил он, стиснув зубы. — А!.. Я подозревал кое-что!.. Недаром они снаряжают «Корнуэлл».
— Корабль? — спросил Тремаль-Найк.
— Старый фрегат, который был предоставлен капитану Макферсону.
— Где он находится?
— Здесь, у арсенала. На него погрузили много боеприпасов, продовольствия; его снаряжают, как транспорт, точно готовят десант.
— Среди его экипажа есть наши люди? — спросил старый туг.
— Да, двое: Палаван и Биндур.
— Я их знаю. Нужно повидать и расспросить их.
— Они ничего не знают о предназначении «Корнуэлла». Я говорил с ними вчера вечером и выяснил, что цель и маршрут похода держатся в строжайшем секрете.
— Не остается никаких сомнений, — сказал Тремаль-Найк как бы про себя. — Фрегат предназначен для военной экспедиции.
— Я тоже начинаю подозревать это, — согласился Хидар.
— Этот корабль не должен отплыть!.. — воскликнул охотник на змей.
— А кто помешает ему уйти в плавание?
— Я!..
— Каким образом?..
— Убив капитана до отплытия. Этого ведь хотели Коульи и Суйод-хан.
— Но это будет нелегким делом, — задумчиво сказал Хидар. — Капитан держится начеку, особенно теперь.
— И все-таки я убью его. Мне говорили, у него в Калькутте есть дом.
— Да, есть.
— Пошлем кого-нибудь проверить, там ли он живет.
— А как?
— Пока не знаю, но способ найдем, — ответил Тремаль-Найк.
Старый туг минуту подумал и, тряхнул головой, сказал:
— О капитане мы скоро узнаем.
— Каким образом? — спросил Хидар.
— Один человек нам поможет.
— Кто?.. Какой человек?..
— Нимпор.
— Факир?..
— Он самый. Пошли!..
Бросив на стол деньги за обед, трое индийцев покинули нищую харчевню и через площади, начинавшие пустеть из-за дневной жары, направились вдоль берега Ганга, стремясь держаться в тени больших деревьев, образовавших здесь прекрасные аллеи.
Пройдя центральную и самую многолюдную часть Калькутты, так называемый Белый город, они поднялись вверх к северной ее части и углубились в индийский город, грязный и убогий, но при этом и живописный, поскольку именно там находятся старинные постройки и красивые пагоды, посвященные Браме, Шиве, Вишну, Парвати и всем другим божествам, почитаемым индусами.
Здесь не увидишь блестящих экипажей или богатых носилок с шелковыми занавесками, здесь нет дворцов, нет широких и чистых мостовых; а вместо этого хаотическое скопище лачуг, бараков и хижин, осененных тощими деревцами, путаница грязных, кривых и зловонных улиц, где возятся в пыли сотни голых и вечно голодных ребятишек, куда слетаются, точно на свалку, птицы-падалыцики, ковыряя своими огромными клювами уличный мусор.
Пройдя несколько таких улиц, старый туг остановился на площади, где гордо возвышалась среди всей этой нищеты большая красивая пагода, увенчанная куполом и украшенная ажурным зубчатым карнизом, легким, как кружево. Мок поднялся по широкой лестнице, ведущей к входу в пагоду, и остановился перед каким-то индийцем, сидящем на верхней ступеньке.
— Вот факир, — сказал он Тремаль-Найку и Хидару.
При виде его Тремаль-Найк едва удержал гримасу отвращения.
Это был не человек, а скелет. Его пергаментное лицо, заросшее густой неухоженной черной бородой, доходившей ему до пояса, было покрыто причудливой татуировкой, красной и черной, а на лбу было несколько грязных полос, прочерченных пеплом. Его длинные волосы, никогда не знавшие ни расчески, ни ножниц, образовывали настоящую гриву — раздолье для насекомых. На теле, страшно худом и почти голом, не было ничего, кроме узкой набедренной повязки.
Однако самое главное, что вызывало отвращение, была его левая рука; почти отмершая и парализованная, иссушенная до кожи и костей, она была прижата к груди в каком-то искривленном положении. В эту руку крепко связанную полосками кожи и сложенную так, чтобы образовать сосуд, фанатик положил землю, посадил маленький священный мирт, который и вырос тут, как будто он в горшке.
Никогда не подстригавшиеся ногти факира сначала согнулись, а потом вросли в руку и теперь выходили, как когти дикого зверя, сквозь ладонь.
Этот несчастный не был обычным факиром, каких немало водится в Индии: он принадлежал к тому их разряду, который, до индийским поверьям, считается божественного происхождения. Индийцы убеждены, что эти факиры живут тысячу лет, ничем не питаясь, что, будучи брошены в огонь, они не горят, а в воде не тонут, за что их уважают и почитают, как сверхъестественные существа.
— Нимпор, — сказал старый туг, почтительно склонившись к факиру, который оставался неподвижным, точно не замечая стоявших перед ним людей. — Кали нуждается в тебе.
— Моя жизнь принадлежит богине, — отвечал факир, не поднимая глаз. — Кто тебя послал?..
— Суйод-хан.
— Сын священных вод Ганга?..
— Да.
— Чего ты хочешь?..
— Чтобы ты помог нам,
— Что нужно сделать?
— Найти человека. Он наш смертельный враг. Мы должны убить его, или же он уничтожит наших братьев на Раймангале.
Дрожь пробежала по бесстрастному лицу Нимпора.
— Кто же осмеливается идти на Раймангал?
— Капитан Макферсон.
— Он!.. Это решено?
— Да, Нимпор.
— И ты хочешь знать, где находится капитан?
— Да, и как можно быстрее.
— Когда?
— Сегодня вечером.
— Он не в своем доме?..
— Никто этого не знает, — отвечал Мок.
— Я выясню.
— Каким образом?
— Сегодня вечером будь перед домом.
— А потом?..
— Остальное тебя не касается. А теперь уходи: Вишну призывает меня на молитву.
Факир с усилием поднялся и, повернувшись к ним спиной, вошел в пагоду, держа все время на весу свою руку.