— Спасибо, друзья.
Португалец снова пустился в путь и вскоре вышел на широкую площадку, посреди которой возвышался форт. У ворот, опершись на ружье, стоял матрос, жующий табак, а в нескольких шагах от него, растянувшись на траве, курил морской лейтенант, высокий малый, с длинными рыжими усами. Янес остановился.
— Ого! Белый! — воскликнул лейтенант, заметив его.
— Который, к тому же, ищет вас, — сказал португалец.
— Меня?
— Да.
— И что вы желаете?
— У меня письмо к лейтенанту Черчиллю.
— Я и есть, сударь, лейтенант Черчилль, — сказал офицер, вставая и отряхивая мундир.
Янес достал письмо раджи и протянул его англичанину. Тот развернул и внимательно прочел.
— Я в вашем распоряжении, милорд, — сказал он.
— Вы мне покажете туга?
— Если хотите.
— Тогда проводите меня к нему. Я всегда желал увидеть одного из этих страшных душителей.
Лейтенант засунул трубку в карман и вошел в форт, сопровождаемый Янесом, который улыбался, но несколько странно, какой-то застывшей, настороженной улыбкой. Они пересекли маленький дворик, посреди которого ржавели четыре старые мортиры, и вошли в здание, построенное из крепчайших бревен. способных устоять перед пушечным ядром.
— Мы пришли, милорд, — сказал Черчилль, останавливаясь перед прочной дверью, запертой на тяжелый засов. — Туг сидит там внутри.
— Он спокойный или свирепый?
— Он кроток, как ягненок, — сказал англичанин, улыбаясь.
— Значит, нет необходимости брать с собой оружие?
— Он никогда не делал попыток напасть на кого-нибудь из нас, однако я бы не стал входить к нему без моего пистолета.
Лейтенант отодвинул засов и с предосторожностями открыл дверь, просунув сначала внутрь голову.
— Туг спит, — сказал он. — Входите, милорд.
Янес почувствовал легкую дрожь, но не потому, что боялся душителя, а из опасения, что тот может невольно его погубить. Если индиец не поймет, в чем дело, он может оттолкнуть записку с пилюлями и таким образом раскрыть все лейтенанту Черчиллю.
«Смелее и побольше хладнокровия, — сказал он себе. — Пути назад уже нет».
Перешагнув порог он вошел и оказался в маленькой камере с толстыми стенами и небольшим окошком, забранным прочнейшими решетками. В углу, на ложе из сухих листьев, завернувшись в короткую накидку, лежал Тремаль-Найк, хозяин индийца Каммамури, жених несчастной Ады.
Это был красивый индиец с бронзовой кожей, мускулистыми руками и мощной грудью. Его высокий лоб и благородные черты говорили не только о физической, но о незаурядной душевной силе.
Человек этот спал, но сон его не был крепок. Грудь порывисто вздымалась, на лбу вздулись вены, полураскрытые губы вздрагивали. Какие-то стоны вырывались у него из груди.
«Моя! — бормотал он. — Ты моя! Не отдам тебя им!.. «
Внезапно лицо его изменилось, выразив страшную ненависть.
«Суйод-хан, — прошептал он, — это ты отнял ее у меня!..»
— Эй, проснись, Тремаль-Найк! — позвал лейтенант.
Индиец вздрогнул, глаза его мгновенно раскрылись, и он уставился на лейтенанта взглядом, блестящим, как у змеи.
— Что ты хочешь? — холодно спросил он.
— Этот господин желает взглянуть на тебя.
Индиец посмотрел на Янеса, который стоял за спиной лейтенанта. Презрительная улыбка показалась на его губах, обнажив зубы, белые, как слоновая кость.
— Что я зверь, что ли? — сказал он. — Неужели…
Тут он вздрогнул и замолчал. Янес, который стоял за лейтенантом, сделал ему быстрый знак рукой. Без сомнения, заключенный понял, что перед ним друг.
— Как ты оказался тут? — спросил его португалец.
— Как может оказаться человек, который родился и вырос свободным в джунглях, — сказал Тремаль-Найк, устремив на него испытующий взгляд.
— А правда ли, что ты туг?
— Нет.
— Но ведь ты задушил людей.
— Это правда, но я не туг.
— Ты лжешь.
Тремаль-Найк вскочил, сжав кулаки, с пламенным взором, но новый жест португальца успокоил его.
— Меня не обманешь, — продолжал Янес. — Если раскрыть на груди твою рубашку, наверняка откроется татуировка: змея с головой женщины.
— Раскрой ее, — сказал Тремаль-Найк.
— Не подходите к нему, милорд! — воскликнул лейтенант,
— У меня нет оружия, — сказал индиец. — Если я двину рукой, разряди мне в грудь твои пистолеты.
Янес подошел к ложу из листьев и наклонился над индийцем.
— Каммамури, — прошептал он еле слышно.
Быстрая молния вспыхнула в глазах индийца. Одним жестом он поднял свою накидку и подобрал записку с завернутыми в нее пилюлями, которую уронил португалец.
— Вы видели татуировку? — спросил лейтенант, который на всякий случай наставил пистолет.
— У него ее нет, — сказал Янес, выпрямляясь.
— Значит, он не туг?
— Кто знает? Татуировки бывают у них и на других частях тела.
— У меня их нет, — сказал Тремаль-Найк.
— Сколько времени он находится здесь, лейтенант? — спросил Янес.
— Два месяца, милорд.
— Куда его отвезут?
— В какую-то исправительную тюрьму в Австралию.
— Бедняга! Пойдемте, лейтенант.
Моряк замешкался, открывая дверь, и Янес воспользовался этим, чтобы обернуться назад и сделать Тремаль-Найку последний знак, который означал: сделай, как сказано.
— Хотите осмотреть форт? — спросил Черчилль, закрыв дверь и запирая ее на засов.
— Мне кажется, в нем нет ничего особенного, — пожал плечами Янес. — До встречи у раджи, лейтенант!
— До свидания, милорд.
В то время как Янес, рискуя, но действуя очень осмотрительно готовил освобождение Тремаль-Найка, бедный Каммамури с тревогой и страхом в душе ждал под стражей своей участи. Он не боялся быть повешенным или расстрелянным, как обыкновенный пират; он боялся, что под страшными пытками его могут вынудить признаться во всем; что, оставаясь тут, он подвергает риску жизнь своего хозяина, его несчастной невесты, Сандокана, Янеса и всех остальных.
Едва его заперли, он попытался выбраться в окно, но оно было забрано толстенными железными решетками; попытался проломить пол, но только обломал себе ногти.
Убедившись в бесплодности своих усилий, он свернулся на подстилке в углу комнаты, решив умереть с голоду, но не прикасаться к еде, которая могла содержать какой-нибудь таинственный наркотик. Он решил дать себя разорвать на куски, но не промолвить ни слова.