— Настолько удивлен, что спрашиваю себя, правда ли, что я еще жив, — ответил Каммамури, пораженный тем, что белый человек командует пиратами.
— Не сомневайся, это так.
— Значит, вы не убьете меня?
— Если я не позволил этого раньше, не знаю, зачем бы я это сделал теперь.
— Почему вы решили оставить мне жизнь? — недоверчиво спросил индиец.
— Потому что ты не белый, во-первых.
Каммамури сделал удивленный жест.
— Что! — воскликнул он. — Вы ненавидите белых?
— Да.
— А сами вы разве не белый?
— Чистокровный португалец, черт побери!
— Не понимаю тогда…
— Стоп, стоп! Этот разговор мне не по душе.
— Хорошо, а во-вторых, почему?
— Потому что ты храбрец, а я люблю храбрецов.
— Я маратх, — с гордостью сказал индиец.
— Да, — кивнул тот. — Это племя славится своей храбростью. Скажи, а не хотел бы ты стать одним из наших?
— Я — пиратом?
— А почему бы и нет, черт возьми! Ты оказался бы в хорошей компании.
— А если я откажусь?
— Тогда я не отвечаю за твою голову.
— Если речь идет о том, чтобы спасти шкуру, я сделаюсь пиратом. Может, это и к лучшему, кто знает.
— Браво, юноша. Эй, Котта, поищи-ка в каюте бутылку виски. Эти американцы никогда не плавают без него.
Рослый малаец с огромными руками спустился в каюту бедного Мак-Клинтона и через несколько минут вернулся с парой стаканов и запыленной бутылкой, у которой тут же отбили горлышко.
— Виски, — прочел белый человек этикетку. — Эти американцы в самом деле отличные ребята.
Он наполнил оба стакана и протянул один индийцу.
— Как тебя зовут?
— Каммамури.
— За твое здоровье, Каммамури.
— За ваше, господин…
— Янес, — подсказал ему португалец.
И они залпом опрокинули по стакану.
— А теперь, — сказал Янес, все еще в хорошем расположении духа, — пойдем-ка навестим капитана Сандокана.
— А кто этот господин Сандокан?
— Черт побери! Тигр Малайзии.
— Вы отведете меня к этому человеку? — испуганно сказал Каммамури.
— Конечно, мой дорогой, и он будет рад принять в наши ряды маратха.
Но индиец не двигался. Он стоял и бросал растерянные взгляды то на пиратов, то на корму корабля.
— Что с тобой? — спросил Янес.
— Сударь… — сказал маратх, поколебавшись.
— Говори.
— Вы не тронете ее?
— Кого?
— Со мной женщина.
— Женщина! Белая или индианка?
— Белая.
— И где она?
— Я спрятал ее в трюме.
— Приведи ее на палубу.
— Но вы не тронете ее?
— Даю слово.
— Спасибо, господин, — сказал маратх взволнованным голосом.
Он побежал на корму и исчез в люке. Через несколько мгновений он снова появился на палубе.
— Где эта женщина? — спросил Янес.
— Сейчас придет. Но еще одно слово, господин. Она безумная.
— Безумная? Кто?..
— Вот она!.. — воскликнул Каммамури.
Португалец обернулся к корме.
Молодая женщина чудесной красоты, завернутая в большое покрывало из белого шелка, медленно поднялась по трапу из трюма и остановилась рядом с мачтой.
Ей было лет семнадцать-восемнадцать, и нежная прелесть юности соединялась в ней с женственной грацией. Ее большие черные глаза были невидяще устремлены куда-то вдаль, а черные густые кудри падали на плечи в живописном беспорядке.
Ни страха, ни ужаса, ни даже простого любопытства не выразило ее нежное лицо при взгляде на эти трупы, на обломки, загромождавшие палубу — точно она их не видела. Не обратила она внимания и на Янеса, стоявшего перед ней.
— Кто эта женщина? — спросил он странным тоном, схватив руку Каммамури и сильно сжимая ее.
— Моя госпожа, — отвечал маратх. — Дева восточной пагоды.
Янес сделал несколько шагов к сумасшедшей, которая сохраняла неподвижность статуи, и пристально посмотрел на нее.
— Какое сходство!.. — воскликнул он, побледнев.
Затем быстро вернулся к Каммамури и снова схватил его за руку.
— Эта женщина — англичанка? — спросил он взволнованно.
— Она родилась в Индии, но родители ее англичане.
— Почему она сошла с ума?
— Это длинная история.
— Ты расскажешь ее Тигру Малайзии. Ну, садимся, маратх. А вы, ребята, очистите эту посудину, как следует, и сожгите ее. «Молодая Индия» больше не существует.
Каммамури подошел к сумасшедшей, осторожно взял ее за руку и перевел на праос португальца. Она не воспротивилась и не произнесла ни звука.
— Вперед! — сказал Янес, сам берясь за штурвал.
Море понемногу успокоилось. Только вокруг рифов оно пенилось и ревело, вздымая буруны.
Повинуясь ловким и бесстрашным морякам, пиратское судно проскочило скалы, подскакивая на валах, как резиновый мяч, и понеслось, оставив за собой белопенный след.
Через десять минут они достигли крайней оконечности острова, обогнули ее и, не замедляя скорости, вошли в широкую бухту со стоящими в ней на якоре несколькими парусниками. На берегу бухты располагался небольшой поселок, состоящий из двадцати или тридцати прочных хижин, защищенных тройной линией траншей с пушками и спингардами на батареях, с высокими палисадами и глубокими рвами на ключевых для обороны местах.
Сотня полуголых малайцев, вооруженных до зубов, выскочила из траншей и бросилась к берегу, издавая дикие вопли и безумно потрясая саблями, топорами, пиками, размахивая карабинами и пистолетами.
— Где мы? — с беспокойством спросил Каммамури.
— В нашей деревне, — отвечал португалец.
— И здесь живет Тигр Малайзии?
— Он живет вон там, где развевается флаг.
Маратх поднял голову к вершине отвесного мыса, круто обрывающегося в море, и увидел там большой дом, защищенный несколькими палисадами, на вершине которого гордо развевался ярко-красный флаг, украшенный головой тигра.
— Мы пойдем туда? — спросил он с невольным волнением.
— Да, мой друг, — ответил Янес.
— Как меня встретит этот человек?