– После того, что мы слышали от няни, я начинаю думать, что ребенку будет лучше в приюте, чем было дома с матерью, – тихо произнес Флинн.
Это замечание не выходило у Барри Такера из головы, пока он ехал к ресторану, расположенному неподалеку от особняка Грейси. Именно там Рене Картер вышла из машины, чтобы встретиться с загадочным мужчиной. Барри попытался представить себе одного из своих детишек в больнице, оставленного на произвол судьбы.
«Ни за что на свете, – подумал он. – Если со мной и Триш что-то случится, обе бабушки, не говоря уже о трех сестрах Триш, будут оспаривать друг у друга право опеки над детьми».
Ресторан оказался английским пабом. Бар был расположен прямо у входа, в обеденном зале Барри рассмотрел не более дюжины столов. «Местное придворное заведение, – подумал он. – Держу пари, у них полно постоянных клиентов. Будем надеяться, что Картер в их числе». Похоже было, что все столы заняты, как и большая часть табуретов у стойки.
Барри прошел в конец бара, подождал, пока бармен придет принять заказ, и положил на барную стойку свой золотой жетон и фотографию Рене Картер.
– Вы узнаете эту даму? – спросил он.
Бармен округлил глаза.
– Да, конечно. Это Рене Картер.
– Когда она была здесь в последний раз?
– Позапрошлым вечером, во вторник, около половины одиннадцатого, плюс-минус десять минут.
– Она была одна?
– Пришла одна, но ее ждал какой-то мужчина. Он выдвинул для нее табурет, но она сказала, что им лучше сесть за стол.
– Как она обращалась с этим мужчиной?
– С презрением.
– Вы знаете, кто он такой?
– Нет. Не припомню, чтобы видел его здесь раньше.
– Как он выглядел?
– Под пятьдесят или чуть больше. Темные волосы. По-настоящему интересный господин, и, могу сказать, одежда на нем была явно не с распродаж.
– Как он вел себя по отношению к Рене Картер?
– Похоже было, он нервничает. Еще до ее прихода выпил два скотча.
– Ну а потом они пошли за столик?
– Угу. К тому времени почти все столы освободились. Мы закрываем кухню в десять. Пока они продолжали стоять у бара, он заказал два скотча и сказал ей что-то вроде: «Вижу, ты по-прежнему любишь односолодовый виски?»
– И что она ответила?
– Она сказала что-то вроде: «Не могу себе больше позволить односолодовый скотч, но ты-то явно можешь». – То есть в устах дамы, разодетой как Рене Картер, это звучало глупо.
– Ладно. Итак, они пошли за столик. Долго они там сидели?
– Они даже не успели выпить спиртное. Я посматривал на них, потому что народу поубавилось и мне нечего было делать. Вот и увидел, как он вручил ей большой пакет для покупок – знаете, один из этих, подарочных. Она выхватила пакет у него из рук, быстро вскочила, едва не опрокинув стул, и умчалась прочь со странным выражением на лице. Он швырнул на стол пятьдесят долларов и помчался вслед за ней.
– Вы узнали бы этого человека, если бы его увидели?
– О, конечно. У меня хорошая память на лица. Детектив, с Рене что-то случилось?
– Да. Выйдя из этого ресторана, она стала жертвой убийцы. В тот вечер она так и не вернулась домой.
Бармен побледнел.
– О господи, как жаль! Ее ограбили?
– Мы не знаем. Как часто приходила сюда Рене Картер?
– Может быть, раз или два в месяц. В основном выпить стаканчик на ночь. Она никогда не приходила одна. Всегда с мужчиной.
– Вы знаете имена кого-то из ее приятелей?
– Конечно. Во всяком случае, некоторых. Я составлю список.
Бармен взял блокнот и ручку.
– Посмотрим, – пробубнил он себе под нос. – Во-первых, Лес…
Понимая, что на него смотрят посетители бара, он плотно сжал губы, выпрямился и заспешил в другой конец заведения, где, потягивая пиво, сидел в одиночестве какой-то мужчина.
Чувствуя, что бармен может что-то вспомнить о Рене Картер, Барри Такер двинулся вслед за ним мимо высоких табуретов. Он подошел туда вовремя и услышал:
– Руди, ты был здесь во вторник вечером и видел, как уходила Рене Картер. Я помню, ты вроде удивился, почему ее спутник интересуется ценой спиртного. Ты знаешь, кто это?
Руди, розовощекий мужчина, засмеялся.
– Ну конечно. Питер Гэннон. Его называют горе-продюсером. Наверное, ты о нем читал. У него провалов на Бродвее больше, чем цыплят у Пердю. [8]
В пятницу утром Моника проснулась без четверти шесть и долго лежала в кровати, прислушиваясь к ощущениям в пострадавших частях тела. Левая рука и левая нога были сильно расцарапаны. Помимо этого от удара стала болеть поясница. Она пообещала себе, что всю следующую неделю будет выкраивать время по утрам для принятия ванны в джакузи вместо обычного быстрого душа.
Приняв это решение, она стала вспоминать события прошлого вечера. После звонка Скотта Альтермана она подумала, что некоторые ее друзья могли услышать ту же передачу, поэтому перво-наперво изменила сообщение автоответчика в своем телефоне. «Привет, это Моника. Знаю, что вы могли услышать репортаж о происшествии. Со мной все в порядке, и я не собираюсь придавать этому большое значение, поэтому сегодня отвечать на ваши звонки не буду. Но как бы то ни было, спасибо, что позвонили».
Потом она отключила звонок телефона. Почувствовав облегчение при мысли о том, что сможет не отвечать сочувствующим, она пошла в ванную. Сняла разорванную одежду, губкой смыла засохшую кровь с руки и ноги, намазала поврежденные места мазью с антибиотиком и переоделась в пижаму и теплый халат. Ее все еще трясло от пережитого, от того, что она была на грани смерти.
Пришел Скотт, и его участие было настолько искренним, что на какое-то время отвлекло ее от обидной правды о том, что у Райана Дженнера есть другая женщина. Скотт взял ее за руку и настоял на том, чтобы она легла на диван.
– Моника, ты бледная, как привидение, и руки у тебя ледяные, – сказал он.
Он положил ей под голову подушки, закрыл ее пледом и приготовил горячий пунш. Потом, догадавшись, что она не ужинала, заглянул в холодильник, выбрал помидоры и сыр и приготовил вкусный сэндвич.
– Мое фирменное блюдо, – бодро произнес он.
Моника призналась себе, что рада его видеть. Сначала она не собиралась рассказывать ему об Оливии Морроу, однако поймала себя на том, что говорит о событиях последних нескольких дней и своем разочаровании в связи со смертью Морроу, которая не успела поведать ей о ее бабушке.