Волк выпил, не ощущая вкуса водки.
— Нет. Были другие дела.
— Это плохо. Личная мотивация гораздо сильнее служебной. Мы же не будем охранять ее круглосуточно. И не круглосуточно — тоже не будем. А он их режет — и днем, и ночью, в любую погоду.
Крашеный налил еще, выпили, закусили. Потом налил Волк, опять выпили и снова закусили. Поскольку такую дорогую, хорошо очищенную водку оба в повседневной жизни не пили, красной икрой, осетриной и балыком не закусывали, то создавалась возвышенная атмосфера праздника. Новый музыкальный центр воспроизводил шлягеры 70-х годов, задушевно лился откровенный разговор.
— Хорошо сидим! — сказал Дятлов.
— Хорошо! — согласился Волк.
— Только одно мне непонятно, — прищурился капитан. — Все этого Черта знают, но под разными кликухами. Все с ним пересекались: кто на зоне, кто на пересылке, кто на воле. В разных местах, но в одно и то же время! И по фотороботу его сколько преступников позадерживали! Они и не похожи совсем, а за каждым что-то есть! Или «висяк» нераскрытый, или побег, или он в федеральном розыске… Странно это…
— Я тебе расскажу, в чем дело… — Волк понизил голос. — Только давай еще выпьем.
И когда рюмки опустели в очередной раз, сказал:
— Это с моей шкуры чертяка…
Он зачем-то оглянулся.
— Уголовная татуировка. Они все одинаковые — сидит черт на месяце, бренчит на гитаре, рядом бутылка, карты, финка… И надпись — либо «Ах, почему нет водки на Луне?» Либо: «Вот что нас губит!» Такого черта у каждого третьего зека можно найти под рубахой. И они все похожи друг на друга. Потому что это обобщенный блатной образ. Вроде как усредненный портрет. Все узнают в нем того, кого знают. Отсюда и твоя путаница!
— Про усредненный портрет — это логично, — кивнул капитан. — Но мы-то про реального человека говорим!
— Да не человек он! — терпеливо втолковывал Волк. — Говорю же, это ожившая татуировка! Я ее бритвой распорол сверху донизу, вот она на коже исчезла, а в жизни появилась!
Дятлов закрутил головой, как отгоняющий мух конь.
— Слушай, Володя, ты мне эту лабуду уже впаривал, когда мы с тобой в прошлый раз напились! Ну, по пьянке, как говорится, всякое бывает. Но у тебя ведь навязчивая идея! Это уже дело серьезное!
— Лабуда, говоришь?
Волк встал, выключил музыку, снял новый пиджак, новую сорочку и майку.
— Ну-ка, расскажите ему про Черта! — обратился он ко всем фигуркам сразу, никого не выделяя конкретно.
«Был чертяка, только хозяин его запорол!»
«Распанахал надвое, тот скукожился и пропал…»
«За Софку его хозяин пришил…»
«Чертяка Софку конкретно ненавидел…»
«Хотел на куски порвать…»
Волк повернулся к открывшему рот Дятлову.
— Ну что, слышал? Вот они тебе все и рассказали!
— Что я мог слышать? В ушах звенит, вроде как комары вьются… Это от водки давление поднялось.
— Комары? Это мои фигурки галдят. Они тоже усредненные, вот Кот — Коренной Обитатель Тюрьмы, вот Пират, видишь, у него финка и надпись ИРА — Иду Резать Актив, вот Русалка…
— Подожди, Володя, подожди, — глаза Дятлова округлились. — Это же слуховые галлюцинации!
— Галлюцинации не могут предупреждать об опасности, подсказывать и советовать. А они — могут! И пули могут в себя принимать, от ножей защищать! — разошелся Вольф. Видно, ему надоело носить в себе непонятную тайну и собственные сомнения.
Павел Сергеевич встал и взволнованно заходил по комнате.
— У тебя проблема, братишка… Тебе к психиатру надо! Знал я одного пэпээсника, его бутылкой по голове шарахнули, так он…
Волк махнул рукой.
— Да был я у психиатра, был! Он сказал, что я вполне нормальный, а голоса фигурок — это моя интуиция, мой жизненный опыт и боевые навыки…
— Не знаю, не знаю… Но лучше тебе не пить. Водка у тебя это дело обостряет.
— Какое дело?! — заорал Волк. — Нет у меня никакого такого дела! Нормальный я, слышишь, нормальный! А когда расскажу про говорящие татуировки — конечно, за психа принимают! Потому и молчу. Только тебе доверился, а ты туда же!
— Да ладно, ладно, я ничего, — пошел на попятный Павел Сергеевич. — Может, у меня заночуешь?
— Спасибо, — мрачно сказал Волк. — Пройдусь пешком до метро, проветрюсь… А ты завтра мне машину пригони…
— Ладно. Только ты за Чучкановой присмотри. Потому что не знаю, кто такой этот Черт, но то, что он ее разорвет, так это сто процентов!
— Я сам его разорву! — угрожающе сказал Владимир. А он никогда не бросал слов на ветер.
* * *
Проснулся Волк поздно и с тяжелой головой, долго приводил себя в порядок и постепенно вернулся в кондицию. Позвонил Дятлову. Тот, конечно, машину не пригнал.
— Некогда было, Володя, рано утром на разбой подняли. Она у отдела стоит, а ключи у дежурного. Забери в любой момент.
Пошел снег. Большие белые мухи танцевали в воздухе, укладывались в сугробы на тротуаре и превращались в жидкую грязь на проезжей части. Люди несли и везли елки, уже чувствовалась предновогодняя суета. Вольфу стало грустно. Почему-то Новый год всегда был для него грустным праздником. Может, оттого, что это семейный праздник, а он был одинок.
Забрав машину, он заехал в немецкий ресторан «Бавария», заказал столик на вечер. Колеса «форда» пробуксовывали, тормоза не держали, часто его заносило. Надо ставить зимнюю резину. Но для этого следует вначале обзавестись собственными автомобилем, гаражом, квартирой — короче, пустить корни в стылую и негостеприимную московскую землю. Или возвратиться в Тиходонск, поближе к родителям. Но в любом случае придется изменить весь привычный уклад жизни.
Он позвонил Софье, пригласил на ужин, предупредил:
— Только чтобы от подъезда до подъезда на машине. Вызови такси.
— О, у тебя какое-то торжество? — заинтригованно произнесла она.
— Да, вроде того…
В ресторан Владимир приехал на четверть часа раньше. Официанты в средневековых камзолах, черные дубовые панели, черные потолочные балки, огромные зеркала, в которых отражались белые крахмальные скатерти, белые свечи в желтых бронзовых подсвечниках, красные салфетки, серебряные приборы, фарфоровая посуда…
Интерьер и обстановка напоминали старинный замок богатого немецкого барона. Возможно, вампира.
Ожидая Софью, Волк волновался больше, чем в борсханской засаде. Но виду не показывал и старательно разыгрывал графа Монте Кристо.
Он раскованно сидел у стойки бара, потягивал баварское пиво и смотрел в большое зеркало за спиной бармена, в котором отражалась входная дверь.