— Но ведь они безоружны! — запротестовала девушка, любопытство которой разгорелось.
— По виду — да. Но они отлично умеют прятать оружие, а ведь одного выстрела будет достаточно… Нет, лучше соблюдать осторожность.
Пилигрим подошел к остаткам костра и остановился перед каменной площадкой, от которой исходил нестерпимый жар. Камни были буквально раскалены.
Постояв несколько секунд перед пылающим ложем, пилигрим поднял руки к небу и поглядел в ту сторону, где находилась родина пророка, словно призывая его к себе на помощь. Потом решительно и спокойно шагнул на раскаленные камни, воскликнув трижды:
— Аллах! Аллах! Аллах!
И, ни на йоту не ускоряя шагов, он прошел босыми ногами, ступая по раскаленным добела камням. И ни единым движением, стоном, гримасой не выдал, чувствует ли он боль от чудовищных ожогов, без которых, казалось, немыслимо было проделать все это.
Даяки, пораженные, буквально ошеломленные виденным, граничащим со сверхъестественным, глядели на своего избранника с боязнью, и вместе с тем взгляды их были полны обожания. У них не было никакого сомнения, что человек, творящий подобные чудеса — прямой потомок Магомета, полубог.
Но пилигрим не ограничился уже достигнутым успехом: ступая по огненной дорожке, он на мгновение остановился, потом вернулся и опять прошел по тому же пути тихими и спокойными шагами, словно идя не по раскаленным камням, а совершая обычную прогулку.
— Ей-ей, — воскликнул Янес, — этот субъект непременно в родстве с Вельзевулом! Как он ухитряется выносить дьявольский жар? Ведь ноги его в самом деле голы. Тут нет обмана.
Сойдя с раскаленных камней, пилигрим опять обернулся и на несколько мгновений задержал взгляд на лице Янеса. Потом медленным шагом удалился в свою палатку. А даяки, охваченные каким-то экстазом, метались под стенами кампонга, выли и кричали, взывая к небу:
— Аллах, о Аллах! Аллах!
Потом они бросились следом за удалившимся пилигримом. Несколько минут спустя перед кампонгом опять появился уже знакомый парламентер.
— Какого дьявола тебе нужно? — встретил его довольно недружелюбно Янес.
— Я пришел спросить тебя, гяур, согласен ли ты теперь, когда убедился в подлинности божественной силы, которой обладает потомок Магомета, сложить оружие?
— Ага! Правда, я обещал дать ответ, дружище, — отозвался Янес. — Ну, так вот что. Пойди и передай этому сыну, внуку или правнуку Магомета, что мы чрезвычайно благодарны ему за столь любезно устроенное представление и находим комедию очень интересной.
Потом португалец сорвал с одного из своих пальцев великолепный золотой перстень и швырнул его ошеломленному парламентеру со словами:
— А это — плата комедианту за удачный фокус. Иди!
На островах Малайского архипелага и Полинезии и в наши дни проводится испытание огнем. В Европе в добрые старые времена, как, конечно, знает наш читатель, испытание огнем практиковалось в течение многих столетий, войдя в различные юридические кодексы как средство для якобы неопровержимого доказательства виновности или, наоборот, невиновности человека в совершении какого-либо преступления. Но на востоке испытание огнем — не оружие правосудия, а, скорее, своеобразный религиозный обычай, нечто вроде религиозной церемонии. В стране, к которой относится наше повествование, время от времени жрецы организуют испытание огнем в честь тех божеств, которым они служат. Не будем подробно описывать все, что происходит при этих своеобразных мистериях, потому что приблизительное понятие о них читатель уже составил себе, ознакомившись с содержанием предыдущей главы.
Однако если нас спросят, чем объяснить способность некоторых субъектов действительно выдерживать испытание огнем, мы ответим что, несмотря на многочисленные попытки ученых разгадать эту тайну, с нее и до сих пор не полностью сорван покров мистицизма. Несомненно, факирам Индии, как и многим дервишам Борнео, известен какой-нибудь химический состав, анестезирующий кожу и, главное, на известный промежуток времени охраняющий ее от самого сильного жара. Между прочим, общеизвестен факт, отмечаемый и учебниками физики, что опытные рабочие на литейных заводах умеют проделывать следующий весьма рискованный эксперимент: зачерпнув из котла, полного расплавленного свинца, пригоршню металла голой рукой, они выплескивают его, стряхивая с руки, как капли воды, при этом кожа остается совершенно неповрежденной.
Но, повторяем, не будем останавливаться на рассказанном выше эпизоде, ибо, отмечая его как факт, мы не располагаем достаточно удовлетворительным объяснением этому. Вернемся к действующим лицам нашего повествования.
Поведение Янеса, швырнувшего парламентеру пилигрима свой перстень в качестве платы за представление, возымело свое действие: это невероятно унизило самого пилигрима, низведенного одним ударом с положения полубога до положения кривляющегося на потеху толпе за грошовую плату фигляра или клоуна. И притом — на глазах у сотен фанатично ему преданных, экзальтированных, одурманенных, кровожадных дикарей.
Естественно, что последствием мог быть только взрыв негодования, припадок неудержимого бешенства.
И действительно, едва парламентер возвратился в лагерь даяков, как там поднялся поистине адский шум.
— Здорово! — злорадно засмеялся Янес, прислушиваясь к завываниям даяков. — Очень похоже на то, что выделывают красные обезьяны, когда набьют себе пасти толченым перцем. Драка будет первосортная. И нам придется защищаться, пока у нас есть хоть один патрон или пока жив хоть один даяк, одураченный пилигримом. Ну да ладно.
Потом португалец воскликнул:
— Ребята! Займите ваши места и бейтесь с врагом. Помните: если попадете в руки этим демонам, то вас ждут такие мучения, что простая смерть покажется райским блаженством. Так бейтесь же до последней капли крови.
Члены экипажа погибшей «Марианны» и люди гарнизона кампонга мгновенно заняли свои места. Наблюдая за их маневрами, Янес с удовольствием констатировал, что «представление» пресловутого пилигрима не произвело на старых бойцов Мопрачема и на преданных Тремаль-Наику яванцев и малайцев ни малейшего впечатления.
Да, они видели «чудо». Но что же из этого?
Они были рождены, чтобы сражаться всю жизнь и умирать, сражаясь, с мечом в руке, против таких «чудотворцев», как пилигрим, или против кого-либо другого — это, в сущности, все равно. Не изменять же старому знамени, вождям, которых они знали столько лет, с которыми они совершили столько походов и одержали столько побед!
И потом — в душах этих людей горела страсть к бою, жажда мести за погубленных даяками товарищей. Их не надо было воодушевлять, не требовалось гнать в бой. И они не нуждались в указаниях, что кому делать.
Янес невольно промолвил про себя:
— Кажется, даякам придется поломать зубы, прежде чем они разгрызут такую твердую кость.