— Как видишь, ты ошибался, мой друг! Белая лошадь оказалась реальным существом, а не плодом охотничьего воображения.
Джон Мэксим с некоторым сомнением тряхнул головой и сказал:
— Продолжайте, полковник! Ночь все равно уже потеряна! Послушаем, что случилось с вами дальше.
— Итак, — возобновил свой рассказ полковник Деванделль, — я уже считал себя погибшим, как вдруг в один прекрасный день в вигвам, служивший мне тюрьмой, вошел вождь захватившего меня в плен племени, по имени Могати-Ассах, и сказал:
— В наших прериях появился большой белый конь, которого никто из моих людей не может поймать и привести ко мне. Я много слышал о твоей ловкости и предлагаю тебе поймать для меня этого коня. Если ты сможешь сделать это, я не только пощажу твою жизнь, но и отдам тебе в жены мою дочь, Яллу, самую красивую девушку Дальнего Запада. Если же тебе не удастся сделать это, я прикажу привязать тебя к столбу пыток и твой скальп украсит мой щит.
— Да! — буркнул агент. — Положение не из завидных.
— Конечно, — продолжал рассказчик, — я принял это предложение, хотя мне не особенно улыбалась перспектива стать мужем индианки. Я рассчитывал, что мне удастся каким-нибудь образом бежать и найти себе защиту у другого племени, более гостеприимного, чем сиу.
На другой день я выехал в прерию на поиски знаменитого коня, который должен был спасти мне жизнь. Однако я сразу заметил, что бежать мне будет нелегко. За мной по пятам следовало несколько индейцев, следивших за тем, чтобы я не обманул их вождя.
Несколько недель блуждал я по бесконечной прерии, отыскивая следы диких мустангов, несколько раз натыкался на большие табуны, но таинственного белого коня среди них не было. Я начинал отчаиваться, как вдруг однажды утром мне встретилась небольшая группа лошадей, среди которых выделялось великолепное сильное животное с белой как снег шкурой, серебром сверкавшей на солнце.
Итак, легенда оказалась не пустой выдумкой. Белая лошадь действительно существовала, оставалось только поймать ее. Но как это сделать? Та часть прерии, где я встретил белого коня, на целые недели пути была пустынна. Зная это, мои стражи индейцы оставили меня совершенно одного искать прельстившую их вождя лошадь. Следовательно, я был одинок и справиться с такой задачей, как поимка дикой лошади, не мог. Пока я съездил в индейский поселок за подмогой, белая лошадь уже исчезла. Пришлось начинать поиски сначала.
Неудача нисколько не обескуражила меня, я снова принялся разыскивать белую лошадь, надеясь или поймать ее, или же выбрать удачный момент и бежать, спасая свой скальп от чрезмерного внимания краснокожих воинов.
В поисках прошло еще несколько дней. Я уже решил, что лошади мне не видать как своих ушей, и начал придумывать наиболее безопасные способы бегства, как вдруг однажды вечером, перед заходом солнца, проезжая мимо небольшого перелеска, опять увидел предмет моих поисков — мирно пасшегося в компании десятка других мустангов белого коня.
При моем появлении весь табун бросился бежать, прежде чем я схватился за лассо. И вдруг, к своему удивлению, я увидел, что белая лошадь, цель моих поисков, задержалась у какого-то дерева, словно привязанная к нему канатом. Доскакать до этого дерева было для меня делом одной минуты. Я соскочил с коня и оказался перед картиной, которую никогда не забуду. Великолепный белый мустанг был словно прикован к дереву черной петлей, захлестнувшей его могучее тело. Это была гигантская змея, страшный боа-констриктор.
Первой моей мыслью при виде этого чудовища было убить его ружейным выстрелом, но я сообразил, что так я легко мог бы поразить и лошадь, уже выбивавшуюся из сил в стальной петле, все сильнее и сильнее сжимавшей ее тело. Тогда, повинуясь странному чувству непреодолимой симпатии к погибающему белому коню, я ринулся в бой с душившим его пресмыкающимся, вооружившись одним только ножом, острым, как бритва. Боа не хотел выпускать свою добычу. Он обернулся ко мне, яростно шипя и грозя своим гибким туловищем схватить и меня, но страшная рана, нанесенная ему ножом в шею, заставила его спрятать голову. Так он мне подставил свое брюхо, и я распорол туловище змеи на полметра, почти перерубил его, не коснувшись тела коня. Чудовище было побеждено. Его длинное, гибкое тело, истекая кровью, упало, разжав петлю, к ногам коня. Одним ударом я отсек отвратительную голову и ногой отшвырнул ее в сторону. Во все время этой борьбы белый конь, задыхаясь, глядел на меня умоляющими глазами, ржал, словно прося его избавить от живой петли, даже пытался лизнуть меня языком. Признаюсь, когда змея была убита, у меня не хватило духа захватить вольного мустанга: он только что избавился от страшной опасности, от гибели, и было бы просто нехорошо воспользоваться этим и взять его в неволю.
Но, освободившись, мустанг не тронулся с места: он стоял возле меня, тихо и ласково ржал, он положил свою благородную голову мне на плечо, он тянулся ко мне, ласкаясь. Он был моим, но не пленником, не рабом, а другом, добровольно оставшимся вместе со мной.
В этот же день мы впервые вместе носились по бесконечному простору прерии. Боже, что это была за скачка! Я одним прыжком вскочил на широкую спину мустанга, держась руками за роскошную гриву, и он помчался стрелой. Казалось, конь плывет по воздуху, не касаясь земли ногами. Ветер свистел у меня в ушах. Взгляд не успевал улавливать очертания предметов, мимо которых мы проносились. Холмы и долины, ручьи и болотца, луга и перелески — все это мелькало мимо, мимо. А мы неслись, неслись!.. Право, я испытал такое чувство, будто у моего коня пара крыльев и он носит меня по своему царству, с гордостью показывая свои владения.
Но вот мы приблизились к лагерю сиу.
Конь не испугался, не остановился перед человеческим жильем. Гордо и смело, совершенно спокойно, как будто возвращаясь к себе домой, вступил он в лагерь индейцев. Это было поразительно, это граничило с чудом. Индейцы были в восторге.
Мога-ти-Ассах, великий сахэм [3] племени, приблизился ко мне и сказал:
— Маниту [4] покровительствует тебе, и твоя жизнь будет отныне священной для каждого воина моего племени. Ты — мой сын, потому что я поклялся перед лицом «ворот первого человека», что отдам свою дочь в жены тому, кто добудет белого коня прерий. Ялла твоя. Возьми ее.
— И он дал тебе в жены какую-то индейскую ведьму, грязную, косматую, краснокожую бабу с жесткими, как у лошади, волосами и скуластым лицом, словно высеченным топором из камня? — спросил, улыбаясь, агент.
— О, нет! — ответил полковник. — Ялла была красавицей в полном смысле этого слова, даже с европейской точки зрения. Я видел много красивых девушек среди индианок, но ни одна из них не могла сравниться с моей Яллой. Одно отличало ее от женщин нашей расы — это бронзовый цвет кожи. Но все же она была индианкой, а я был белым. Хотя и с этим можно было бы примириться, если бы не голос крови, разделявший нас: Ялла, красавица Ялла, была истинной дочерью своего племени, дикого, беспощадного, неукротимого и кровожадного, самого страшного из всех индейских племен Северной Америки. Ее внутренний мир был прямо противоположным моему, моим воззрениям и убеждениям. Право, временами мне казалось, что моей женой стала не женщина, дитя земли, а мстительное существо внеземной категории, какое-то исчадие ада. Очень скоро между нами возникло взаимное непонимание, взаимное раздражение. Но Ялла предъявляла свои права на меня: в ней вспыхнула роковая страсть, дикая, ничем не укротимая ревность, сжигавшая ей душу. Не буду описывать сцен, разыгрывавшихся между нами. Все кончилось тем, что я выбрал бурную и темную ночь, оседлал своего верного коня, этого самого мустанга, и покинул лагерь сиу.