Ведь она не проживет еще десять лет.
Временами, порою на несколько месяцев, Филин отступал в укромное место глубоко внутри него. В такие дни он почти готов был поверить — все злодеяния Филина ему пригрезились. А иногда, как сейчас, он чуял, что Филин живет у него внутри. Он видел голову Филина, желтые омуты его глаз с угольками зрачков. Он ощущал, как когти Филина впились в ветку дерева. Стало щекотно, значит, Филин распушил внутри него свои мягкие перья. Обдало воздухом, значит, машет крыльями — спикировал на свою добычу.
Вид Лауры заставил Филина сняться с насеста. Почему он так долго тянул, прежде чем подобраться к ней? Филин требовал ответа, а он боялся сказать. Не потому ли, что после убийства Лауры и Джин, его власть над жизнью и смертью исчезнет вместе с ними? Лаура должна была умереть еще двадцать лет назад. Но та ошибка освободила его.
Тот промах, тот удар судьбы преобразил его — он перестал был нытиком, который выдавливал из себя: «Й-й-й-яаа ф-ф-фффиииил-л-л-лииин-н-н, я ж-ж-жив-в-в-вву на д-д-д-д-д...» — он стал Филином, могучим и беспощадным хищником.
Кто-то разглядывал его бейдж — очкарик с жидкими волосами, в умеренно дорогом темно-сером костюме. Затем мужчина улыбнулся и подал ему руку. «Джоэл Ниман», — представился он.
Джоэл Ниман. Ну конечно! Он играл Ромео в школьном спектакле. Это о нем Элисон написала в своей колонке: «К всеобщему удивлению, Ромео (он же — Джоэл Ниман), умудрился вспомнить большинство своих реплик».
— Ты завязал со сценой? — спросил Филин, улыбнувшись в ответ.
Ниман поразился.
— А у тебя хорошая память. Думаю, что театру неплохо и без меня, — сказал он.
— Я помню, как Элисон написала о тебе в рецензии.
Ниман рассмеялся.
— Помню-помню. А я вот как раз собирался сказать ей, что она оказала мне услугу. Я выучился на бухгалтера, так что все к лучшему. Ужасно жаль ее, верно?
— Ужасно, — согласился Филин.
— Я читал, сначала это сочли убийством, собирались расследовать, но сейчас в полиции уверены, что она ударилась об воду и потеряла сознание.
— Что ж, значит, в полиции болваны. Джоэл Ниман выразил любопытство:
— Ты считаешь, что Элисон убили?
Филин внезапно осознал, что слишком разошелся.
— Судя по тому, что я читал, она нажила себе немало врагов, — сказал он, взвешивая каждое слово. — Так что все возможно. Может, полицейские правы. Не зря постоянно предупреждают: не купайтесь в одиночку.
— Ромео! Мой Ромео! — раздался пронзительный вопль.
Марси Роджерс, игравшая в школьном спектакле Джульетту, хлопнула Нимана по плечу. Он обернулся. У Марси все те же каштановые кудряшки, но сейчас пряди кое-где золотились. Она приняла театральную позу.
— Весь мир должен влюбиться в ночь [8] .
— Глазам не верю! Джульетта! — воскликнул Джоэл Ниман, сияя от радости.
Марси мельком глянула на Филина.
— Здрасьте. Повернулась к Ниману.
— Тебе нужно познакомиться с моим Ромео по жизни. Пойдем, он где-то в баре.
Отбракован. Так же, как раньше в Стоункрофте. Марси даже взглянула на его бейдж. Он ей неинтересен. Филин огляделся. Джин Шеридан и Лаура Уилкокс стоят у барной стойки. Он изучал профиль Джин. В отличие от Лауры, она из тех женщин, которые с годами выглядят лучше. Несомненно, сейчас она совсем другая, лишь черты лица остались прежними. Изменились осанка, голос, манера держаться. Конечно, ее волосы и одежда уже не те, что раньше, но все же основные перемены не внешние, а внутренние. В детстве она стеснялась своих скандальных родителей. Случалось, что копам приходилось надевать на них наручники.
Филин подошел к барной стойке и взял тарелку. Похоже, он осознал причину своего двойственного отношения.
Джин. За время учебы в Стоункрофте она несколько раз обошлась с ним по-дружески, например, когда его не взяли в футбольную команду. Помнится, на последнем курсе, весной, он даже хотел назначить ей свидание. Он был уверен, что она ни с кем не встречается. Иногда, теплыми субботними вечерами, он прятался за деревьями в парке, куда обычно после кино съезжались машины с парочками. Он ни разу ни с кем не видел Джин.
Прочь мысли о хорошем, слишком поздно останавливаться. Несколько часов назад, глядя, как она входит в отель, он наконец-то решился убить ее. Внезапно он понял, почему принял это решение. Его мать говорила: «в тихом омуте черти водятся». Может, Джинни и была с ним любезна пару раз, но, скорее всего, она лицемерка, наподобие Лауры — тоже насмехалась над несчастным дурачком, который мочился в штаны, распускал нюни и заикался.
Он угощался салатом. Ну и что, если она не встречалась в парке с сопляками из их класса? Зато мисс «Святая Невинность» крутила роман с курсантом Вест-Пойнта, уж он-то все об этом знал.
Его захлестнула ярость, значит, скоро придется выпустить Филина.
Он не притронулся к итальянской пасте, отборной вареной лососине и зеленому горошку с ветчиной. Лаура и Джин как раз уселись за стол награждаемых выпускников. Джин заметила его и помахала ему рукой. Лили — вылитая ты, подумал он. Сходство и правда поразительное.
Эта мысль обострила аппетит.
В два часа ночи Джин, так и не сумев заснуть, включила свет и открыла книгу. Почитав с часок, вдруг поняла, что скользит взглядом по строчкам, не улавливая смысл, поэтому устало отложила книгу и снова выключила свет. Нервы напряжены до предела, начинала побаливать голова. Джин вымотали усилия выглядеть общительной и постоянно терзавшая тревога за дочь. Она поймала себя на том, что считает минуты до десяти утра, когда встретится с Алисой Соммерс и расскажет ей о Лили.
Одна мысль не давала ей покоя. За все эти годы я не говорила о ребенке ни одной живой душе. Удочерение было тайным. Доктор Коннорс мертв, его архив уничтожен. Кто мог узнать о ней? Возможно ли, что приемные родители узнали, кто я, и теперь преследуют? Может, они рассказали кому-то еще, и этот человек связался со мной. Но зачем?
Окно, выходившее на задний двор отеля, оставалось открытым, и в номере стало холодно. Взвесив все «за» и «против», Джин вздохнула и откинула одеяло. Если она хочет хоть немного поспать, лучше закрыть окно. Она встала с кровати и, дрожа от холода, подошла к окну. Закрывая створку, случайно глянула вниз. На стоянку заехал автомобиль с выключенными фарами. Охваченная любопытством, она смотрела, как из машины вылез человек и поспешил к служебному входу в отель.
Воротник плаща был поднят, но когда он открыл дверь, она отчетливо увидела его лицо. Интересно, подумала Джин, отходя от окна, чем же занимался до поздней ночи один из наших именитых сотрапезников?