Когда Барбара Колберт вошла в апартаменты дочери, у ее постели сидел Питер Блэк. На его лице застыло привычно мрачное выражение.
— Нам остается только наблюдать и ждать, — сочувственно произнес он.
Барбара проигнорировала его. Одна из сестер пододвинула кресло к кровати так, чтобы миссис Колберт могла сидеть и обнимать дочь за плечи. Она заглядывала в красивое лицо Таши, такое спокойное, будто молодая женщина спала и в любую минуту могла открыть глаза и сказать: «Привет».
Барбара оставалась рядом с дочерью всю долгую ночь, не замечая ни медсестер, ни Питера Блэка, который поставил Таше капельницу.
В шесть часов утра Блэк коснулся ее руки:
— Миссис Колберт, судя по всему, состояние Таши стабилизировалось. Во всяком случае, на какое-то время. Выпейте чашечку кофе, пока сестры за ней присмотрят. А потом вернетесь.
Она подняла на него глаза.
— Хорошо. Кстати, мне надо поговорить с моим шофером. Вы уверены, что...
Блэк понял ее с полуслова и кивнул:
— Никто ни в чем не может быть уверен, но, думаю, Таша пока не готова покинуть нас. Она побудет с нами еще немного.
Миссис Колберт вышла в холл. Как она и ожидала, Дэн заснул в большом кресле. Она легко коснулась его плеча, и шофер немедленно проснулся.
Он начал работать у Колбертов еще до рождения Таши и с годами стал почти членом семьи. Барбара ответила на его невысказанный вопрос:
— Пока нет. Они говорят, что сейчас состояние стабильное. Но это может случиться в любую минуту.
Они заранее все обсудили, поэтому Дэн сказал:
— Я звоню мальчикам, миссис Колберт.
Мальчикам было пятьдесят и сорок восемь, но Дэн по-прежнему называл их так. Барбаре стало легче оттого, что Дэн разделяет ее горе.
— Попроси, пусть кто-нибудь из них захватит из моей квартиры дорожную сумку с вещами. Позвони Нетти и попроси ее все приготовить.
Барбара заставила себя зайти в маленький кафетерий. Бессонная ночь пока не давала о себе знать, но она понимала, что надолго ее не хватит.
Официантка явно была в курсе событий.
— Мы молимся о Таше, — сказала она и вздохнула. — Такая грустная неделя. Вы знаете, мистер Мэджим умер рано утром в субботу.
— Нет, я не знала. Очень жаль.
— Все этого ожидали, конечно, но мы надеялись, что он доживет до восьмидесяти. И знаете, что случилось? Перед самой смертью он открыл глаза, и миссис Мэджим клянется, что муж посмотрел прямо на нее.
"Если бы только Таша могла попрощаться со мной, — подумала Барбара. — Мы были очень счастливой семьей, но никогда не умели выражать своих чувств. Я теперь об этом жалею. Сколько родителей, заканчивая разговор с детьми, обязательно добавят: "Я люблю тебя*. А я всегда считала это нарочитым, даже глупым. И почему только я никогда не говорила этого Таше? "
Когда Барбара вернулась к постели дочери, состояние Таши как будто не изменилось. Доктор Блэк стоял у окна в гостиной спиной к ней. Он говорил по сотовому телефону. Прежде чем Барбара дала знать о своем присутствии, она услышала его слова:
— Я этого не одобряю, но если вы настаиваете, то выбора у меня нет.
Его голос звучал напряженно. От гнева? Или от страха?
"Интересно, кто отдает ему приказания? " — подумала Барбара.
В среду утром Фрэн приехала в Гринвич. У нее была назначена встреча с доктором Кирквудом, терапевтом, лечившим Джозефину Галло, мать Билли Галло, чью смерть попросили расследовать Фрэн. Она удивилась, не обнаружив в приемной ни одного пациента. Такое нечасто встретишь.
Секретарша в приемной сразу же опустила стекло, отделяющее ее рабочее место от холла.
— Мисс Симмонс, — сказала она, хотя Фрэн не успела назвать себя, — доктор ждет вас.
Рой Кирквуд выглядел лет на шестьдесят с небольшим. Редеющие седые волосы, седые брови, очки в металлической оправе, лоб в морщинах и добрые, умные глаза — настоящий врач. Она поймала себя на мысли, что если бы пришла к доктору Кирквуду как пациентка, то полностью доверилась бы ему.
С другой стороны, подумала она, усаживаясь в кресло у стола, она пришла именно потому, что одна из пациенток доктора умерла.
— Благодарю вас, доктор Кирквуд, за то, что вы согласились меня принять, — начала Фрэн.
— Я бы сказал, что это мне было просто необходимо поговорить с вами, мисс Симмонс, — прервал он ее. — Вы, должно быть, заметили, что моя приемная пуста. Я работаю только с моими давними пациентами и только до тех пор, пока не передам их карточки другим врачам. А так я на пенсии.
— Это как-то связано со смертью матери Билли Галло?
— Именно с ней это и связано, мисс Симмонс. Видите ли, миссис Галло могла умереть от сердечного приступа при любых обстоятельствах. Но с четырьмя шунтами она могла остаться в живых. Ее кардиограмма была в норме, но одна кардиограмма не поможет понять, что у пациента проблемы с сердцем. Я подозревал, что миссис Галло страдает от закупорки артерий, и хотел провести более серьезное обследование. Но мою просьбу отклонили.
— Кто?
— Руководство ХМО «Ремингтон».
— Вы опротестовали их вето?
— Мисс Симмонс, я протестовал до тех пор, пока пациентка не умерла. Я опротестовал это вето, как и множество предыдущих, касавшихся моих пациентов.
— Значит, Билли Галло прав. Его мать могла прожить дольше. Вы это хотите сказать?
Рой Кирквуд выглядел побежденным и печальным.
— Мисс Симмонс, после того как у миссис Галло началась коронарная непроходимость, я отправился к Питеру Блэку и потребовал, чтобы ей срочно сделали необходимое шунтирование.
— И что же сказал Питер Блэк?
— Он неохотно согласился, но миссис Галло уже умерла. Мы бы могли спасти ее, если бы разрешение на операцию было дано раньше. Разумеется, для ХМО она была лишь статистической единицей, и ее смерть стала плюсом в графе доходов «Ремингтона», так что решайте сами, насколько они озабочены лечением пациентов.
— Вы сделали все, что в ваших силах, доктор, — спокойно сказала Фрэн.
— Не думаю. Моя карьера закончена, я ухожу на пенсию, буду жить с комфортом. Но помилуй бог молодых врачей. Многие из них начинают работать, имея огромный долг за обучение. Хотите — верьте, хотите — нет, но в среднем заем составляет сто тысяч долларов. Потом они должны еще занять денег, чтобы оборудовать кабинет, купить практику. Сейчас дело обстоит так, что они либо работают прямо на ХМО, либо девяносто процентов их пациентов связаны с ХМО. Теперь врачу диктуют, сколько пациентов он должен принять. Некоторые лечебные планы разработаны таким образом, что врачу предписывается тратить пятнадцать минут на одного больного, и содержится требование строго придерживаться этого времени на приеме. Очень часто врачи работают по пятьдесят пять часов в неделю и получают меньше, чем до появления ХМО.