«Тихий вечер дома», — решительно пообещала она себе, надевая старое бархатное платье-халат в восточном стиле. Она приготовит салат и спагетти с томатным соусом, выпьет бокал кьянти.
Но уже через несколько минут, когда она мыла кресс-салат, зазвонил телефон.
— Сьюзен? Как поживает моя девочка?
Это был ее отец.
— Нормально, папа. — Тут Сьюзен спохватилась и состроила рожицу телефонной трубке. — То есть, Чарльз.
— Нам с Бинки очень жаль, что тебе вчера пришлось так рано уйти. Правда, отличная была вечеринка? Просто улет!
Сьюзен подняла бровь.
— Полный улет.
«Ах, папа, — подумала она с грустью, — знал бы ты, как ты смешон».
— Сьюзен, ты вчера сразила Алекса Райта наповал. Он говорил о тебе, не переставая. Думаю, он расхваливал тебя и в разговоре с Ди. Пожаловался нам, что Ди не захотела дать твой домашний телефон.
— Телефон моей приемной есть в справочнике. Если ему так хочется, пусть звонит туда. Он показался мне славным парнем.
— Ты его недооцениваешь. Семья Райт занимает самое высокое положение. Лучшие из лучших. Впечатляет и весьма.
«Папа до сих пор приходит в трепет при встрече с важными людьми, — подумала Сьюзен. — Хорошо еще, что ему не удалось внушить себе, будто он тоже родился с серебряной ложкой во рту. Но ему самому так хочется в это верить! Как жаль, что ему приходится притворяться».
— Я передам трубку Бинки. Она хочет тебе что-то сказать.
«О господи, за что мне чаша сия?» — мысленно простонала Сьюзен, пока на том конце трубку передавали из рук в руки.
Голос мачехи, прощебетавший «Приве-е-ет», резанул по уху.
Не успела она поздороваться, как Бинки принялась петь осанну Александру Райту.
— Мы с ним знакомы много лет, дорогая, — чирикала она. — Никогда не был женат. Именно такого жениха мы с Чарли мечтаем найти для тебя или для Ди. Ты с ним познакомилась, стало быть, нет нужды объяснять, как он хорош собой. Он председатель правления Семейного фонда Райтов. Они каждый год раздают деньги тоннами. Тоннами! Самый щедрый, самый великодушный из филантропов. Второго такого нет. Не то что все эти жестокие эгоисты.
«Поверить не могу, — подумала Сьюзен. — Неужели ты это сказала?»
— Дорогая, мне пришлось кое-что сделать, надеюсь, ты не будешь возражать. Алекс только что позвонил и буквально силой вынудил меня дать твой домашний телефон. И я не сомневаюсь, что он позвонит тебе сегодня же. Он сказал, что не хочет беспокоить тебя на работе. — Бинки перевела дух, в ее голосе зазвучали умоляющие нотки. — Ну пожалуйста, скажи мне, что я поступила правильно.
— Лучше бы ты никому не давала мой телефон, Бинки, — сухо ответила Сьюзен, но тут же смягчилась: — Но в данном случае, думаю, это не страшно. Просто, пожалуйста, больше так не делай.
Ей с трудом удалось прервать поток уверений Бинки, и вдруг появилось ощущение, что вечер, начавшийся так хорошо, безнадежно испорчен.
Не прошло и десяти минут, как позвонил Александр Райт.
— Я выжал из Бинки ваш домашний номер. Надеюсь, вы не против.
— Я знаю, — холодно отозвалась Сьюзен. — Чарльз и Бинки только что мне звонили.
— Называйте отца «папой» в разговоре со мной. Я не против.
Сьюзен засмеялась.
— Вы очень проницательны. Хорошо, я так и сделаю.
— Я специально отложил все дела, чтобы послушать сегодня вашу передачу, и она мне очень понравилась. Я просто в восторге.
Сьюзен с удивлением поняла, что ей приятно это слышать.
— Я сидел за одним столом с Региной Клаузен на ежегодном банкете конференции «Промышленность будущего» шесть или семь лет назад. Она показалась мне очаровательной женщиной. И очень, очень умной.
Райт помедлил, потом добавил извиняющимся тоном:
— Я понимаю, нехорошо приглашать женщину в последнюю минуту, но у меня только что закончилось заседание правления в больнице Сен-Клер, и я голоден. Если вы еще не ужинали и у вас нет других планов, могу я надеяться заинтересовать вас приглашением пойти куда-нибудь? Я знаю, вы живете на Даунинг-стрит. Ресторан «Мельница» в двух шагах от вас.
Сьюзен взглянула на кресс-салат, мытьем которого занималась, когда зазвонил телефон. Сама себе удивляясь, она согласилась. Договорились, что он заедет за ней через двадцать минут. Войдя в спальню, чтобы сменить восточный халат на кашемировый свитер и легкие спортивные брюки, она убеждала себя, что согласилась на импровизированное свидание только для того, чтобы послушать, что Алекс Райт может рассказать о своем знакомстве с Региной Клаузен.
Поразмыслив, Дуглас Лейтон вынужден был признать, что Джейн Клаузен вряд ли отнесется благосклонно к тому, что он не остался с ней в приемной доктора Сьюзен Чандлер.
Последние четыре года он работал адвокатом и советником по инвестициям в фирме, обслуживающей интересы семейства Клаузен. Он начал свою карьеру в качестве помощника Хьюберта Марча, старшего партнера фирмы, который служил Клаузенам вот уже пятьдесят лет. Марч в скором времени собирался уйти на покой, и Лейтон стал тем человеком, которым Джейн Клаузен явно собиралась заменить своего ослабевшего здоровьем друга.
Получить должность попечителя семейного фонда Клаузенов после столь недолгого пребывания в фирме — оглушительный успех, и Дуглас Лейтон очень дорожил своим высоким положением... если бы только оно не было таким обременительным.
«Но сегодня у меня просто не было выбора», — напомнил он себе, входя в лифт в доме номер десять по Парк-авеню и любезно улыбаясь молодой супружеской паре, только что купившей квартиру на девятом этаже.
Сам он до сих пор снимал квартиру, хотя при своих доходах запросто мог бы обзавестись собственным домом. Друзьям Дуглас объяснял это так: «Слушайте, мне тридцать шесть. Хотите — верьте, хотите — нет, я найду подходящую девушку и остепенюсь. И когда это случится, мы вместе подыщем себе дом. И вообще, — добавлял он, — хотя я не знаком с хозяином этого дома, мне нравится его вкус. Я, конечно, мог бы купить собственную квартиру, но такую я позволить себе не могу».
Справедливость этого суждения друзья не оспаривали. Не обременяя себя заботами собственника, Лейтон жил в апартаментах с библиотекой, отделанной панелями красного дерева, с гостиной, из которой открывался потрясающий вид и на Эмпайр-Стейт-билдинг, и на Ист-ривер, с кухней, оборудованной по последнему слову техники, просторной спальней и двумя ванными комнатами. Квартира была обставлена мягкими диванами, глубокими клубными креслами, удобными шкафами и вместительными гардеробными. На стенах — отличные гравюры, на полу — превосходные имитации персидских ковров.
В этот вечер, запирая за собой дверь квартиры, Дуглас Лейтон спросил себя, сколько еще ему удастся продержаться, пока не изменит удача.