Покончив с этим предисловием, я перешла к просьбе позволить нам провести нашу благотворительную вечеринку в его особняке. Выражение его лица изменилось, и я поняла, что сейчас услышу «нет».
Надо отдать ему должное, сформулирован отказ был элегантно.
— Мисс Лэнсинг, — начал он.
— Прошу вас, зовите меня Кей.
— Мне казалось, ваше имя Кэтрин.
— В моем свидетельстве о рождении и для моей бабушки.
Он рассмеялся.
— Понимаю. — Он мягко продолжил: — Кей, я с радостью подписал бы для вас чек…
— Я в этом не сомневаюсь, — перебила его я. — Но, как я уже писала, дело не только в деньгах. Нам нужны добровольцы, готовые учить людей читать, и наилучший способ их набрать — побудить их прийти на нашу вечеринку, а потом привлечь в наши ряды. У меня на примете есть первоклассный организатор банкетов, и он пообещал дать нам скидку, если вечеринка будет проходить здесь. Это займет всего два часа, но может изменить жизнь многих людей!
— Мне нужно подумать, — произнес Питер Кэррингтон, поднимаясь.
Аудиенция была окончена. Мой ум лихорадочно заработал, я решила, что терять мне все равно нечего, и добавила:
— Мистер Кэррингтон, я много читала об истории вашей семьи. На протяжении многих поколений ваш дом был одним их самых гостеприимных во всем округе Берген. Ваш отец, дед и прадед поддерживали начинания местной общины и много занимались благотворительностью. Если вы сейчас поможете нам, то сделаете очень доброе дело, которое вам самому почти ничего не будет стоить.
Я не имела никакого права чувствовать себя жестоко разочарованной, однако же чувствовала. Он ничего не ответил, и, не дожидаясь, пока он или его секретарь проводят меня, я отправилась восвояси. Перед входной дверью я помедлила и торопливо оглянулась назад, на черную лестницу, по которой украдкой поднялась столько лет назад. После этого я удалилась, уверенная, что это был мой второй и последний визит в этот особняк.
Два дня спустя фотография Питера Кэррингтона появилась на первой полосе «Суперстар», еженедельной бульварной газетенки. На снимке двадцатидвухлетней давности он был запечатлен выходящим из полицейского участка после допроса по делу об исчезновении восемнадцатилетней Сьюзен Олторп, которую никто не видел после достопамятного приема в особняке Кэррингтонов. Огромный заголовок вопрошал: «Возможно, Сьюзен Олторп жива?», а под фотографией шрифтом помельче было набрано: «Известный предприниматель до сих пор остается подозреваемым в деле об исчезновении дебютантки Сьюзен Олторп, которая на этой неделе отпраздновала бы свой сорокалетний юбилей».
Гвоздем номера был материал, посвященный хронике поисков Сьюзен, и, поскольку ее отец был послом, дело о ее исчезновении сравнивали с похищением ребенка Линдберга.
Авторы статьи не обошли своим вниманием и обстоятельства, при которых четыре года назад погибла беременная жена Питера Кэррингтона, Грейс. Грейс Кэррингтон, известная своим пристрастием к спиртному, в тот день давала вечеринку в честь дня рождения сводного брата Питера, Ричарда Уокера. Питер появился дома после двадцатитрехчасового перелета из Австралии, увидел, в каком состоянии находится его жена, выхватил у нее из рук стакан со спиртным, выплеснул содержимое на пол и рявкнул: «Неужели ты даже ради ребенка не можешь не напиваться?» После этого, сославшись на то, что валится с ног от усталости, он отправился спать. На следующее утро экономка обнаружила тело Грейс Кэррингтон все в том же атласном вечернем платье на дне бассейна. Вскрытие показало, что содержание алкоголя в ее крови превышало допустимую норму в три раза. Завершалась статья словами: «Кэррингтон заявил, что сразу же уснул и проснулся лишь после того, как в доме появилась полиция. Возможно, так оно и есть. Мы хотим знать, что думают по этому поводу наши читатели. Заходите на нашу страничку в Интернете и выскажите ваше мнение».
Неделю спустя мне на работу позвонил Винсент Слейтер и представился секретарем Питера Кэррингтона, тем самым, что открывал мне дверь.
— Мистер Кэррингтон принял решение позволить вам устроить ваше благотворительное мероприятие в его доме, — сообщил он. — Мне поручено согласовать с вами все детали.
Винсент Слейтер положил телефонную трубку и откинулся на спинку кресла, не обращая внимания на негромкий скрип, который уже начинал раздражать; руки никак не доходили отремонтировать кресло. Под кабинет для Слейтера переоборудовали одну из редко используемых гостиных в дальнем крыле дома. Помимо удаленности он выбрал эту комнату из-за застекленной двустворчатой двери, сквозь которую открывался вид на сад в английском стиле; кроме того, через нее он мог входить и выходить, оставаясь незамеченным.
Проблема заключалась в том, что мачехе Питера, Элейн, жившей в домике для гостей, ничего не стоило заявиться в дом и ворваться в его кабинет без стука. Что она в очередной раз и проделала.
Тратить время на приветствия Элейн не стала.
— Винсент, как хорошо, что я тебя застала. Ты не можешь как-нибудь отговорить Питера давать здесь этот благотворительный прием? Ты, наверное, можешь сообразить, что после шумихи, которую устроила на прошлой неделе «Суперстар» своей публикацией про исчезновение Сьюзен и смерть Грейс, в его же собственных интересах не привлекать к себе лишнего внимания.
Винсент поднялся; в такие минуты, когда Элейн бесцеремонно вваливалась к нему в кабинет, ему очень хотелось пренебречь правилами приличия. И все же, даже теперь, несмотря на острое раздражение, вызванное ее вторжением, он против воли отметил, как утонченно она хороша. В свои шестьдесят шесть Элейн Уокер Кэррингтон с ее пепельными волосами, сапфирово-синими глазами, классическими чертами лица и гибким телом все еще заставляла мужчин оборачиваться ей вслед. Двигаясь с грацией манекенщицы, которой она некогда и была, Элейн без приглашения уселась в старинное кресло с другой стороны стола Винсента.
На ней был черный костюм — наверное, от Армани, подумал Слейтер; Армани ее любимый дизайнер. Из украшений на ней были алмазные серьги, тонкая нитка жемчуга и широкое обручальное кольцо с бриллиантом, которое она до сих пор носила, несмотря на то что ее муж, отец Питера, почти двадцать лет как покоился в могиле. Столь трогательная верность его памяти объяснялась условиями брачного контракта, о которых Винсент был прекрасно осведомлен и которые разрешали вдовушке жить в фамильном особняке до конца жизни при условии, что она вторично не выйдет замуж, и закрепляли за ней содержание в миллион долларов ежегодно. И разумеется, ей нравилось именоваться миссис Кэррингтон со всеми сопутствующими этому имени привилегиями.
Однако все это не давало ей права врываться в его кабинет и вести себя так, как будто он не взвесил тщательнейшим образом все плюсы и минусы проведения многолюдного мероприятия в этом доме.
— Элейн, мы с Питером досконально все обсудили, — начал он тоном, не скрывающим раздражения. — Разумеется, вся эта шумиха неприятна и отвратительна, потому Питер и вынужден предпринимать ответные шаги, чтобы продемонстрировать — он ни от кого не прячется. Нельзя, чтобы о нем так думали.