У Гранта был достаточно просторный дом, Элан купил его еще до того, как они с Карен поженились. Какое-то время ей нравилось заниматься наведением порядка, покупкой новой мебели и перестановками, но постепенно квартира вновь приобретала свой первоначальный холостяцкий вид.
Почесав голову и подтянув пижамные штаны, которые неизменно болтались у него на бедрах, Грант прошел по коридору мимо спален для гостей через гостиную, мимо кухни и столовой в свой кабинет. Он включил верхний свет. Найдя ключ от ящика письменного стола, он открыл его, достал оттуда письма и начал их перечитывать.
Первое пришло две недели назад:
"Дорогой Элан!
Я никак не могу забыть те чудесные часы, что мы провели вместе прошлой ночью. Трудно поверить, что мы полюбили друг друга совсем недавно, может, потому что другого времени для нас и не существовало, ведь так? Ты не представляешь, чего мне стоит сдержаться и не закричать на весь город, как я люблю тебя. Я знаю, что ты чувствуешь то же самое. Нам приходится скрывать от всех, что мы значим друг для друга. Я понимаю это. Просто люби меня и думай обо мне, как сейчас.
Леона".
Все письма были в таком же духе. Они приходили одно за другим через день, и в каждом говорилось о каких-то жарких любовных сценах, происходивших то в его кабинете, то у него дома.
Он провел здесь довольно много семинаров со студентами, так что многие знали его домашнюю обстановку. В письмах фигурировало старое кожаное кресло, стоявшее в его кабинете. Но еще ни разу он не приглашал студенток поодиночке. Элан был не настолько глуп.
Грант внимательно изучал письма. Совершенно очевидно, что они были напечатаны на старой пишущей машинке. Буквы "о" и "в" плохо пропечатывались. Просмотрев работы своих студенток, он пришел к выводу, что никто из них такой машинкой не пользовался. Неразборчивая подпись тоже была ему незнакома.
Его вновь стали терзать сомнения, стоит ли показывать письма Карен и руководству колледжа. Трудно было предсказать, какой будет реакция Карен. Он боялся огорчить ее, не хотел, чтобы она оставила работу и сидела дома. Несколько лет назад он, может быть был бы и не против, но не сейчас. Надо было хорошо подумать, прежде чем принять решение.
Сказать руководству? Он расскажет о письмах декану, как только узнает, кто их ему посылал. Вся беда в том, что не было ни одной зацепки, и, если кто-то решит, что там есть хоть сотая доля правды, ему придется сразу же распрощаться с этим колледжем.
Он вновь перечитал письма, обращая внимание на стиль, фразы, выражения, которые могли бы навести его на мысль о какой-нибудь из студенток. Ничего. В конце концов он положил письма в ящик, запер его, потянулся и понял, что он смертельно устал и продрог. Одно дело спать в холодной комнате под теплыми одеялами, а другое — сидеть на сквозняке в тонкой пижаме. Откуда же, черт возьми, взялся этот сквозняк?
В отличие от него, Карен всегда задергивала шторы, когда была дома. Он вдруг понял, что стеклянная дверь, ведущая из кабинета в сад, была немного приоткрыта. Дверь была тяжелой и плохо задвигалась. Вероятно, когда в последний раз он выходил, то плохо закрыл ее. К тому же еще этот чертов замок! Он частенько не закрывался. Подойдя к двери, Элан задвинул ее и, щелкнув замком, не потрудился проверить, закрылся ли он. Затем он выключил свет и вернулся в постель.
Свернувшись под одеялом в теперь уже достаточно холодной спальне, он закрыл глаза и вскоре уснул. Даже в своих самых невероятных фантазиях Грант не мог представить, что всего полчаса назад худенькая фигурка с длинными белокурыми волосами сидела свернувшись в его коричневом кожаном кресле и выскользнула из кабинета, едва заслышав звук приближающихся шагов.
Пятидесятивосьмилетний частный детектив Дэниел О'Тул был известен в Нью-Джерси как Дэнни — брачный сыщик. За внешностью простодушного любителя выпить скрывался педантичный и весьма осмотрительный работник, когда дело касалось сбора нужной информации.
Дэнни уже привык, что люди, нанимавшие его для проверки своих подозрений относительно неверности жен или мужей, скрывали свои настоящие имена. Это его не волновало. Пока клиенты исправно выплачивали ему авансы и последующие вознаграждения, они могли называть себя как им заблагорассудится.
Однако он был несколько удивлен, когда женщина, назвавшаяся Джейн Грейвз, позвонила ему во вторник в офис и попросила понаблюдать за сестрами Кеньон, намекнув на то, что в этом заинтересована страховая компания, которая должна была выплачивать им страховку. Ходила ли старшая сестра на работу? Вернулась ли младшая сестра в колледж для продолжения учебы? Часто ли она бывала дома? Как сестры реагировали на смерть родителей? Были ли у них признаки нервного потрясения? И, что очень важно, посещал ли кто-нибудь из них психиатра?
Дэнни это показалось подозрительным. Он несколько раз видел Сару Кеньон в суде. Гибель родителей произошла в результате неисправности тормозов летевшего на большой скорости автобуса. Вполне возможно, что автобусной компании был предъявлен иск, однако страховые агентства обычно пользовались услугами своих детективов. Впрочем, работа есть работа, к тому же экономический спад не способствовал увеличению количества разводов. Когда с деньгами туго, не до разводов.
Взявшись за это дело, Дэнни назвал сумму аванса вдвое больше обычной и получил заверения в том, что чек будет выслан ему незамедлительно. Он получил указание направлять свои отчеты и счета на оплату в частный абонентский ящик почтового отделения в Нью-Йорке.
С довольной улыбкой на лице Дэнни положил трубку.
Во вторник вечером после работы Сара приехала в Нью-Йорк. Она успевала на встречу, назначенную ей в шесть часов доктором Джастином Донелли, однако, едва зашла в приемную, увидела его, поспешно выходившего из своего кабинета.
Второпях извинившись, доктор сказал, что у него срочный вызов, и попросил его подождать. Сара только успела обратить внимание на его высокую фигуру, темные волосы и проницательные глаза, как его уже не было.
Секретарша, по всей видимости, ушла домой, телефон молчал. Минут десять Сара листала свежие журналы, но, не найдя для себя ничего интересного, отложила их и тихо сидела, погруженная в собственные мысли.
Доктор Донелли вернулся только после семи.
— Очень прошу вас меня извинить, — просто сказал он, приглашая ее в свой кабинет.
Сара слабо улыбнулась в ответ, стараясь не обращать внимания на мучившее ее чувство голода и явные признаки начинавшейся головной боли. С полудня, когда она съела бутерброд с ветчиной и выпила кофе, прошло уже много времени.
Доктор предложил ей сесть напротив своего стола. Почувствовав на себе его внимательный взгляд, она сразу перешла к делу.
— Доктор Донелли, я попросила свою секретаршу сходить в библиотеку и подобрать материал о психических расстройствах, связанных с расщеплением личности. Я имела об этом лишь слабое представление, однако то, что я сегодня прочла, испугало меня.