Гусев закусил губу.
– И знаешь… – пробормотал его пожилой собеседник. – Даже сейчас, дай мне возможность пережить эту историю заново…
– Спасибо, Александр Петрович, за чужую жизнь, – произнес Гусев патетически. – За чужую физиономию и чужую фамилию. За чужую психологию и чужие манеры тоже спасибо. Хотите, в ножки поклонюсь?
– Ты можешь не верить мне ни в чем, – лицо пожилого страдальчески морщилось, казалось, он сейчас расплачется, – но я всегда любил тебя, как родного сына.
– Откуда вам это знать…
– Если бы у меня были свои дети… И если бы ты не оттолкнул меня так… так… жестоко…
– Жестоко – это мое нормальное состояние, – фыркнул Гусев. – Кстати, о жестокости. Когда начнется отстрел выбраковщиков?
– Что? – очень естественно удивился пожилой.
– В ближайшее время должна быть запущена программа ликвидации выбраковщиков. Меня интересует – когда именно? И что их ждет – прямой отстрел или все-таки пожизненное.
Пожилой внимательно присмотрелся к Гусеву.
– Ты, случаем, не это?.. – спросил он. – Не того?..
– Я пока что трезв и до сих пор нормален.
– М-м… А я уж подумал… Да нет, какой отстрел, ты что… В принципе вопрос АСБ пока что не рассматривался, есть только черновые наработки. Скорее всего отправим всех на пенсию, где-то через год-два.
– Ах, на пенсию… И молодых тоже?
– Каких еще молодых?
– Которых завербовали совсем недавно. Тысячами завербовали.
– Я ничего об этом не знаю, Паша. Тысячами? Не может быть такого. Откуда у тебя информация?
– Мое дело намекнуть. Ваше дело разобраться. Без лишнего шума, как это у вас замечательно получается. Вы же умеете действовать тихо, правда, Александр Петрович? Машинку под откос столкнуть, человечка прихлопнуть, мальчишке двадцать лет мозги пудрить…
– Я же признался тебе! – почти крикнул пожилой. – Я мог бы все тогда отрицать! Но я сказал тебе всю правду! И ты права не имеешь так со мной обращаться, права не имеешь!!!
Гусев молча забросил окурок на соседнюю могилу.
– И я тебе, между прочим, тоже могу напомнить кое-что, – сказал пожилой, остывая. – Ты у нас тоже не без греха.
– Я?! А при чем тут я? «Указ Сто два» не я писал. АСБ не я организовывал.
– Александр Петрович! – позвал издалека начальник охраны. – Вас первая линия просит… И вообще пора.
– Я перезвоню!
– Есть.
– Значит, так, Павел, – твердо сказал пожилой. – На вопросы твои я ответил. Теперь позволь один дельный совет.
– Ну? – Гусев неприязненно прищурился. Давно уже он советы этого человека не принимал близко к сердцу и не следовал им. Но послушать не отказывался. Особенно теперь.
– Бросай ты эту чертову работу.
– Вот как?
– Да, бросай. Напиши заявление, тебя отпустят без лишних расспросов. А как уволишься, сразу приходи ко мне. Тогда и поговорим.
– Не хочу в Мексику, – сказал Гусев. – И в Африку не хочу. Вообще никуда отсюда драпать не намерен. Сам заварил кашу, сам и отхлебну сколько влезет.
– Идиот, – резюмировал пожилой. Именно резюмировал, подвел черту под разговором. – Я тебе не предлагаю бежать. Ты просто ненадолго уедешь. Здесь намечается одно дело… Короче говоря, я не хочу, чтобы меня шантажировали. Тобой шантажировали, твоей жизнью, понял? Хочу отнять кое у кого лишний козырь.
– Тем более не уеду! – обрадовался Гусев.
Пожилой с усилием поднялся на ноги.
– Подумай, – сказал он. – Времени тебе неделя. Иначе силой выдворю из страны. Надоело с тобой церемониться. Да… Чуть не забыл. Ты идешь на Государственную премию. За идею акции «Табак убивает». Сиди гордись. Утопист хренов. Великий идеолог. Господи, это же надо – двадцатилетним сопляком выдумать такую… Просто так, для развлечения, в порядке бреда. А мы, козлы старые…
– Но работает ведь, – напомнил Гусев.
– Лучше бы не работало. Как ты сам-то куришь теперь?
– Я не про табак.
– Гадюка, – вздохнул пожилой. – Откуда в тебе столько яда?
– Оттуда же, откуда у старого козла привычка соваться в файлы двадцатилетнего сопляка, – парировал Гусев. – И выдавать их за разработку несуществующего департамента. Когда сопляку уже тридцать и он обо всем забыл.
– Но сопляком все равно остался. Вырасти хоть немножко, Павел, – сказал пожилой. – Очень тебя прошу. Сил нет любить этакое чудовище. Выбраковщик…
Он протиснулся между Гусевым и высоким надгробием, с трудом пропихнул себя через калитку и зашагал прочь.
– До свидания, – бросил Гусев ему вслед. Не хотел, но подумал, что так будет лучше. Пусть его по-прежнему считают умным и расчетливым, готовым договариваться и слушаться голоса разума.
Пожилой, не оборачиваясь, махнул рукой. Гусев отвернулся к могиле.
Никаких крестиков и цветочков, никаких слащавых прощальных надписей, вообще ничего лишнего. Два портрета. Мужчина средних лет и мальчик. Даты рождения. Имена.
Леонид Лебедев и Павел Лебедев.
И дата смерти – одна.
Гусев вгляделся в фотографию мальчика и в который раз невольно потрогал кончиками пальцев свое лицо.
Валюшок уже курил на тротуаре. Гусев остановил «двадцать седьмую» и перебрался на правое сиденье. Валюшку он легко уступал возможность порулить. Во-первых, парню очень уж нравилось это занятие и было бы негуманным лишать его столь невинного развлечения. Во-вторых, когда Алексей сидел за рулем, Гусев чувствовал себя комфортно – у них оказалась настолько похожая манера вождения, что на каждый маневр своего ведомого Гусев только мысленно кивал.
– Ты машину, что, насовсем скоммуниздил? – спросил Валюшок, трогая «двадцать седьмую» с места и уверенно вклиниваясь в поток. – В личную собственность?
– Считай – подарили.
– И кого тебе пришлось для этого убить?
Гусев беззлобно толкнул Валюшка локтем. На душе было муторно, но Алексей умел каким-то образом приводить Гусева в нормальное состояние.
– Помнишь того психа, которого мы выручили?
– Ну, допустим, ты выручил. И не только его. Я думал, если застрелю беднягу, сам потом зарежусь. Слушай, Пэ, как это вообще можно – настоящей пулей стрелять в человека, который ни тебе, ни закону ничего плохого не сделал? Так, сидит придурок, ногами болтает… Тебе приходилось?..
Тут до Валюшка дошло, что это сам Гусев предложил сбить психа выстрелом, и он осекся. Валюшок легко забывал такие вещи. Наверное, очень не хотел считать людей злыми.
Гусев его замешательства, казалось, не заметил.
– Да я любого клиента провоцирую, чтобы на меня бросился, – сказал он. – Эта формула из «птички» – право оказать сопротивление – специально была придумана. Ее основная задача – психологически защитить выбраковщика. Мы же действительно не убийцы, хотя и очень много шутим на этот счет. Что тоже нас характеризует как относительно нормальных людей.