Миг — и затрещали ящики, зашатались бочонки, образовывавшие баррикаду перед входом в пещеру. Львы продирались сквозь преграду, туда, откуда до них доносились голоса людей. Ярость и отчаяние, слепая злоба и вечная неутолимая ненависть к человеку руководили движениями африканских хищников.
Но едва одному из львов удалось просунуть голову в отверстие между какими-то двумя ящиками, как из пещеры загремели выстрелы «маузеров» Карминильо и Педро.
Испанцы стреляли почти в упор, так что выстрелы опаливали тела львов. Правда, пули «маузеров», выпущенные во мгле наугад, не причинили большого вреда нападавшим, нанеся только пару незначительных ран одному из львов, но вспышки выстрелов и особенно грохот испугали зверей и заставили их обратиться в бегство.
Только издали доносилось злобное и яростное рычание, вылетавшее, по-видимому, из глотки получившего две раны атамана львиной шайки.
— Не так плохо для начала! — засмеялся Педро, перезаряжая свой «маузер». — Ей-Богу, я начинаю находить, что сделал большую ошибку, изучая юриспруденцию вместо того, чтобы заняться изучением десяти тысяч способов охотиться на больших и малых зверей.
— Не болтай! — угрюмо ответил Карминильо. — Наши дела вовсе не так хороши, как ты думаешь.
— Это почему?
— Зажги фонарь. Но только не бросай спички на пол… Так! Я так и знал! Посмотри, мой друг Педро! Узнаешь, что это такое высыпается на землю из одного ящика, по боку которого чиркнула твоя или моя пуля?
— Порох! — воскликнул, бледнея, Педро.
— Да, мой ангел, это порох, и притом отличный порох германского производства! Куда лучше того, который те же немцы поставляют нашим войскам. Но что об этом говорить сейчас? Важно то, что здесь, в нашей баррикаде, не один ящик, надо полагать, наполнен порохом. Несколько десятков пудов пороху. Если бы та пуля, которая разбила бок этого ящика, пошла немного левее, то есть проникла бы внутрь ящика, то…
— То произошел бы взрыв!
— Ты удивительно догадлив! Да, произошел бы взрыв. Взорвалось бы несколько десятков пудов пороху. Тут не осталось бы камня на камне!
— И все львы были бы уничтожены?
— Да, но вместе со львами, и даже раньше них, были бы уничтожены мы сами!
— Брр! Я же говорил, что мне это ремесло не нравится, — проворчал Педро, почесав в затылке. — Пожалуй, избрав карьеру юриста, я был не так глуп, как это кажется!.. Стой, Карминильо! Значит, нам теперь нельзя стрелять по нашим врагам, если мы не желаем взлететь на воздух?
— Но стрелять придется. Ничего не поделаешь! Заморра и Янко не отзываются, хотя они не могли не слышать наших выстрелов.
В это время хрупкая стена из ящиков и бочек, словно получив тяжелый удар тараном, дрогнула, зашаталась, подалась, и часть ее с грохотом рухнула на пол пещеры: один из львов прыгнул на эту стену, ударился об нее всем своим могучим телом, влетел в пещеру и упал почти у ног Карминильо и Педро.
Молодые люди не растерялись и выстрелили почти одновременно. Пораженный насмерть лев взревел, метнулся, ударился боком о баррикаду, упал, и на него повалились ящики с порохом, погребая его под собой. И опять яростный рев огласил пещеру: лев, уже умиравший, катался по полу, разбрасывая остатки хрупкой преграды, сооруженной людьми.
— За мной! — крикнул Карминильо, хватая Педро за плечо. — Спасение всех нас теперь зависит от того, сколько времени нам удастся продержаться, не отступая!
С ловкостью кошек испанцы взобрались на выступ скалы и с ее вершины стали обстреливать зверей, наводнивших пещеру.
— Ого! — заметил, перезаряжая свой «маузер», Педро. — Да тут целый зверинец, Карминильо! Какие-то собаки…
— Не собаки, а настоящие африканские шакалы! — поправил его инженер. — Но это не такой опасный враг — не будь львов, они разбежались бы куда глаза глядят при первых выстрелах.
— А это что за гадины? — осведомился Педро, укладывая одним выстрелом странного горбатого зверя, уже принявшегося терзать тело убитого шакала.
— Не узнаешь? Это — африканская гиена, пожирательница трупов и осквернительница могил.
— Очень приятно! Попробуем подстрелить и гиену.
— Не трать выстрелов понапрасну, береги их для львов.
— Хватит и для них! Вот один, кажется, хочет прыгнуть сюда. Стреляй, Карминильо!
Лев, сделавший гигантский прыжок, получив пулю между глаз, свалился, как пораженный молнией.
— Ага! Нет, ей-Богу, это становится достаточно интересным, — заметил Педро. — Юриспруденция юриспруденцией, но я начинаю находить, что есть еще кое-что интересное и помимо римского права.
— Замолчи! Что такое? — прошептал Карминильо, поднимая голову и раздувая ноздри. — Ты ничего не чувствуешь?
— Пахнет дымом, — ответил равнодушно Педро, — и ничего больше. Отчего ты беспокоишься?
— О Мадонна! Думаешь ли ты о том, что говоришь? — нетерпеливо вымолвил Карминильо. — Пахнет дымом? Да! Но учитываешь ли ты, чем это пахнет для нас? Ведь пол пещеры на добрый метр завален высохшими до последней степени водорослями. Если они загорятся…
— Ты все видишь в черном свете, дружище! Ну, прогорит трава, и только. Дым еще разгонит львов и гиен. Видишь? Они улепетывают! Это нам на руку!
— Не зли меня, Педро! Опять ты забываешь, что мы не в открытом поле, а в яме. Дым задушит нас, а деваться нам некуда. Разве только на берег? Но там нам не справиться с хищниками!
Пещера довольно быстро наполнялась едким голубоватым дымом. Дышать становилось все труднее и труднее. В глубине пещеры, там, куда ушли полчаса назад Заморра и Янко, показался красный огонек, словно струйками сбегавший по стенам и разливавшийся по полу. Это загоралась морская трава, словно ковром устилавшая пол пещеры.
Карминильо озабоченно оглядел все вокруг. Его чело омрачилось.
— Надо спасаться! — сказал он. — Бери ружье, бежим! Через каких-нибудь десять минут огонь подберется к ящикам с порохом.
Педро вздрогнул. Слова шутки замерли у него на устах, и он без протеста последовал за товарищем, который одним прыжком перескочил через полуразрушенную баррикаду и оказался на свободе.
Какая-то запоздавшая гиена, лакомившаяся трупом льва, с визгом кинулась в сторону, забилась среди камней, завыла, потом захохотала. И от звуков ее злобного и насмешливого хохота мороз пробежал по коже Педро.
— Замолчи ты, анафема! — крикнул он, выпуская из «маузера» пару выстрелов в том направлении, где пряталось отвратительное животное.
— Скорее! Ради всего святого, скорее! — торопил его Карминильо, мчась вдоль берега и ища убежища в какой-нибудь другой пещере.
Какой-то инстинкт, своего рода ясновидение, руководил беглецами. Спотыкаясь, срываясь, падая, они добежали до впадины в скале, нащупали в этой впадине глубокую, довольно полого спускавшуюся к берегу трещину и с проворством змей поползли по ней.