Машина отъехала от здания Зачистки ровно за полчаса до начала ритуала. Центральные улицы перекрыли для проезда, но, безусловно, не для Владилены. Главную площадь страны постепенно заполнял народ, жаждавший под бой курантов и полупьяные возгласы и улыбки расцеловать всех знакомых и незнакомых и поздравить с наступлением нового, несомненно, лучшего, чем прошлый, года. Магазины закрылись накануне праздника и яркие, переливавшиеся разноцветными огнями витрины таращились на веселую толпу. К белесо-темному небу поднимался гомон и разносился по близлежащим улицам.
Потом Владилена решила, что слишком устала, поэтому не почувствовала опасности, которая поджидала ее совсем рядом. Водитель как раз выехал загород, миновав широкое транспортное кольцо. Они оставили позади огромные торговые центры с куцыми украшенными елочками у самой кромки трассы и пустыми автостоянками, потом и неживые в столь поздний час рынки. Дальше за окнами поплыла бесконечная черная полоса леса, в котором кое-где в свете фар выделялись чахлые от морозов деревца. Казалось, даже шоссе замерло в предчувствии наступления праздника и опустело, как будто никто никуда в этом году не торопился.
Они повернули на проселочную дорогу, пересекающую широкое поле, раньше принадлежавшее какому-то разорившемуся колхозу, а теперь бесхозное. Владилену затрясло на ухабах, и она, ударившись локтем о стекло, прожгла светлую кожаную обивку зажженной сигаретой. Последнее обстоятельство окончательно испортило и без того поганое настроение.
– Поаккуратнее! – рявкнула она. – Не дрова все-таки везешь!
Неожиданно фары выхватили из кромешной темноты одинокую фигуру и перевернутый автомобиль. Человек-тень отчаянно махал руками, стараясь привлечь к себе внимание.
– Тут авария, – для чего-то протянул водитель, хотя заранее знал ответ.
– Ты предлагаешь мне выйти и высказать сожаление лично? – Холодно поинтересовалась Владилена, раздраженно сминая в пепельнице окурок.
Ярко накрашенные губы недовольно изогнулись, она отвернулась к пустому черному окну, и тут услышала громкий щелчок. Водитель сдавленно охнул, и машина завиляла.
– Ты с ума сошел?! – Заорала женщина, и увидела, что обмякший мужчина лежит на руле, а в лобовом стекле зияет круглая дыра, от которой словно паутина расходятся трещины.
Она не запаниковала, скорее, изумилась, ведь никто не мог позволить себе покуситься на ее жизнь. Никто, кроме Верхушки и старого идиота Владимира Польских, который почувствовал запах собственного гниения и испугался.
Теперь она по-настоящему разозлилась. Как он посмел! Мелкая соплячка, теряющая цвет день ото дня, оказалась важнее ее, Владилены! Какая гадость!
Резкий щелчок пальцами, и золотая энергетическая цепь заставила мертвое тело выпрямиться в кресле и деревянными пальцами схватиться за руль. Автомобиль плавно заскользил на размякшей от сотен колес черной дороге. Застреленный водитель с темно-бордовой дорожкой, прочерченной от жирной точки посреди лба, потухшими глазами рассматривал ночь. Через мгновение раздался глухой хлопок, автомобиль резко занесло в сторону. Владилену вздернуло вверх, потом швырнуло вниз, закрутило и завертело… перед глазами замельтешило. Казалось, что женщина попала в пустую железную бочку, которую шутники пустили с высокого холма.
Она не поняла, как закричала, закрыв лицо руками, а потом все закончилось. Она лежала на том, что еще секунды назад называлось обитым кожей потолком автомобиля. Каждая косточка трещала. По лицу потекла теплая струйка, застонав, Владилена стерла ее, потом увидела на ладони размазанную кровяную кляксу. Она боялась пошевелиться, и, казалось, что вокруг наступила невообразимая, пугающая тишина.
Приближающие шаги звучали почти приговором. Женщина и не поняла, откуда у нее появились силы. Она заворочалась с двойным, тройным усердием. Вывернувшись, Владилена чудом выбила каблуком остатки раскрошенного бокового стекла. Она стремилась на свободу, понимая, что, возможно, этот шанс последний, чтобы сейчас расправиться с обидчиками, а потом и с заказчиком.
– Какая живучая баба, – услышала она. Тяжело дыша острым морозным воздухом, Владилена выбралась наружу и лежала на животе, больше не в силах пошевелиться.
Неизвестных было двое. Один нагло хохотнул, подходя к ней ближе, и схватил за длинные волосы, поднимая голову. Глаза Владилены горели злым, опасным огнем.
– Доказать?! – прошипела она хрипло и щелкнула пальцами…
Кто-то там, на небесах, приоткрыл дверцу, и через щелочку на нас с Алиной капнула благодать почти неприличного везения. Опешившие от чьего-то феноменального нахальства охранники, уверенные в злой шутке подвыпивших истинных, бесполезно метались по тротуару, а мы как раз проникли в холл и неслись к широкой лестнице, застеленной зеленой ковровой дорожкой. Происходящее напоминало сцену из дешевого фильма. Мы изображали из себя знатных героинь, хотя сами умирали от страха, и лишь надеясь, что тот, кто проснулся там, наверху, еще немного поможет нам.
– Плохая идея! – Ворчала Алина, не отставая от меня, когда мы, перепрыгивая через ступеньки, поднимались на второй этаж.
– Я не мастер импровизации! – Достигнув пролета, я остановилась и прислонилась к стене, задыхаясь и обливаясь потом.
– Ты это выяснила только сейчас? – Она хватала ртом воздух, прижимая руку к коловшему от бега боку.
– Ага.
– Неподходящее время для открытий! – Отчего-то инферна выглядела почти обиженной.
– Зато ты плохо готовишь! – Я почувствовала несвоевременный приступ нервного смеха.
– Я ты плохо водишь машину!
– Подеремся? – деловито предложила я, уже спокойно поднимаясь по лестнице.
– Обязательно, когда выберемся отсюда, – прошипела мне в спину инферна и заторопилась следом. – Какого черта ты без спроса надела мои ботинки?
– Я еще своровала двое теплых носков, – похвасталась я, оглядываясь на нее, сильно растрепанную. – Хочешь, верну, а то ноги совсем сопрели?
– Можешь оставить себе, – буркнула та, перегоняя меня и хорошенько толкнув плечом.
– Ботинки? – На всякий случай уточнила я, быстро настигая девушку и чувствуя, как от этого последнего рывка окончательно перехватывает дыхание.
– Носки! Ботинки мне еще послужат, как и джинсы, и свитер, и куртка.
– Ты предлагаешь мне обнажиться прямо сейчас и вернуть тебе шмотки? – Я говорила почти с укором. – Кстати, куртка моя!
– А выглядит, как из моего гардеробчика! – не унималась явно раздраженная инферна.
– Ты любишь китайское барахло? – Хмыкнула я, перехватив пальму лидерства в подъеме на верхние этажи.
На пятнадцатый пролет, одержимые чувством дурацкого соперничества, мы почти взбежали и одновременно завалились на пол, споткнувшись о последнюю ступеньку. Ноги словно налились свинцом, спина взмокла, а сердце билось в горле. Без сил мы обе улеглись на зеленой ковровой дорожке, хватая ртами воздух. Алина тяжело перевернулась на спину и прохрипела: