– Надо сматываться, – испугалась я.
– Не торопись. Ты же воровка, а у воров должны быть крепкие нервы. Мы поужинаем, допьем вино и спокойно уедем.
– А если он…
– Не думай об этом. Ничего не случилось. Мы танцуем, и тебе хорошо в моих объятиях.
Я с трудом справилась с нервной дрожью, а когда мы возвращались к столу, держала Кирилла за руку. Он непринужденно болтал о пустяках, а я могла думать только об одном: вот сейчас лысый сунет руку в карман и… Тот жевал, время от времени отвечая своему соседу, который продолжал что-то говорить ему. Женщина вновь появилась на эстраде, но лысый даже не взглянул в ее сторону, мало того, демонстративно отвернулся. Потом подозвал официанта, и я опять замерла. Бумажник он достал из внутреннего кармана пиджака, расплатился, и они со спутником не спеша покинули зал, а я с облегчением вздохнула.
– Вот видишь, – улыбнулся Кирилл. – Ничего не случилось.
Примерно через час и мы покинули «Альбатрос», на этот раз вызвав такси. Кирилл сидел рядом со мной и, поймав на себе мой взгляд, лукаво улыбнулся. А я пыталась решить, какие чувства испытываю к нему. Он самый настоящий вор, пусть гениальный, фокусник с золотыми руками, но вор. Однако это не вызывало у меня презрения, скорее наоборот, я готова была согласиться с тем, что он гений. И не видела ничего скверного в том, что он украл этот камень. Я считала, лысый это заслужил, хотя и не могла бы объяснить, почему так думаю. Лысый был мне несимпатичен, и этого оказалось достаточно, чтобы желать наказать его и оправдать Кирилла. Впрочем, последний не нуждался в моих оправданиях, он уверен в своей правоте, в том, что идет дорогой, предназначенной ему судьбой. Хочу ли я идти рядом? Этот вопрос мучил меня. С одной стороны, я, как ни странно это звучит, была благодарна судьбе за встречу с ним, с другой, по-прежнему не могла представить его своим мужчиной. И вовсе не его своеобразный талант тому виной: я хорошо помнила страх быть схваченной за руку с поличным и одновременно чувство веселого озорства, которое я ощутила, когда нащупала камень в его кармане. Риск пришелся мне по душе, он будоражил, волновал и придавал моей жизни некий смысл. Но как девушка благоразумная, я не могла не понимать, чем это должно кончиться. И отодвигала решение на потом, а сейчас было важно только то, что Кирилл сидит рядом и улыбается мне. И все-таки, я не чувствовала любви к нему, скорее он был мне братом, и это тоже смущало меня и не давало покоя, вновь возвращая грустные мысли о том, что влюбиться я попросту не способна.
Такси остановилось возле гостиницы, мы вошли в холл, обнявшись. Когда мы поднимались по лестнице, Кирилл достал из кармана камень и протянул его мне:
– Это твой первый трофей. Будешь носить его на память обо мне.
– Я не могу, – покачала я головой и тут же пожалела о том, что сказала. Взгляд Кирилла изменился, теперь в его глазах была печаль, и еще боль, которую он пытался скрыть.
– Хочешь, чтобы я его выкинул? – спросил он и даже поднял руку, как будто собирался выбросить камень, а я торопливо сказала:
– Нет. К моей новой профессии мне надо привыкнуть, как ты считаешь?
Он кивнул и убрал камень в карман брюк.
– Ты права. Боюсь, ты не сможешь его носить. Да, он, скорее всего, не принес бы тебе счастья.
– Почему? – спросила я, решив продлить разговор, чтобы ушла недавняя неловкость.
– Потому что он уже принес кому-то горе.
– Ты так думаешь?
– Лысый не позволял певице носить его, и этому должна быть причина.
Я задумалась. Мы стояли в небольшом холле на втором этаже, Кирилл не торопил меня, терпеливо ждал.
– И он здорово разозлился, увидев камень на ее шее.
– Вот-вот, если это подарок, почему она не должна носить его? Скорее всего, на нем чья-то кровь. За каждым прекрасным камнем тянется шлейф кровавых историй, а этот изумруд прекрасен, значит, и он не исключение.
– Может, тогда мы зря взяли его? Вдруг он принесет нам несчастье?
– Не принесет. Но ты поступила правильно, отказавшись его носить, а я дурак, что предложил тебе такое. Я продам его, и он не успеет притянуть к нам беду.
Кирилл взял меня за руку, и мы направились по коридору к моему номеру. А я подумала: если он решит у меня остаться, я не смогу ему отказать. Не смогу из-за боязни его обидеть, хоть и чувствую, что, если мы станем любовниками, это будет неправильно. Не знаю почему, но чувствую. Я вошла в номер, он последовал за мной, закрыл дверь и повернулся. Я стояла в двух шагах от него, прислушиваясь к стуку своего сердца, оно то замирало, то начинало стучать с бешеной скоростью. Кирилл привлек меня к себе и стал целовать, сначала нежно, потом все настойчивее, я сняла с него пиджак и начала расстегивать рубашку, но он вдруг перехватил мою руку. Улыбнулся как-то виновато, легко коснулся губами моих губ и сказал:
– Спокойной ночи, моя прекрасная воровка.
– Я сделала что-нибудь не так? – испуганно спросила я. – Чем-то обидела тебя?
– Нет-нет, что ты, просто я подумал, ты права, тебе нужно время, чтобы привыкнуть ко мне. Не будем спешить.
– Хорошо. – Как ни старалась, я не смогла скрыть вздоха облегчения. Он открыл дверь, махнул мне рукой на прощание и ушел.
Утром за завтраком его не было. Я ждала у себя в номере часов до двенадцати, а потом пошла на набережную, уверенная, что Кирилл найдет меня там. Он появился около шести, когда я уже начала беспокоиться. Я увидела, как он идет, размахивая руками, в белой рубашке навыпуск и в линялых джинсах, щурится на солнце и забавно морщит нос.
– Жаль, что я никудышный художник, – сказала я, когда он приблизился. – Написала бы твой портрет.
– У тебя наметились успехи, – обняв меня за плечи и разглядывая рисунок, сказал он.
– Где ты был?
– Пытался пристроить наш трофей. У меня есть знакомый ювелир, он живет неподалеку отсюда в старом городе. На самом деле он барыга. Знаешь, кто это?
– Скупщик краденого.
– Я же говорил, что ты делаешь успехи, – засмеялся Кирилл. – Так и есть. Он скупщик краденого, и я к нему не раз обращался. Он жмот и сукин сын, но человек надежный.
– Он взял камень?
– Нет, – покачал головой Кирилл. – И это очень странно. Изумруд прекрасен, а я согласился бы на весьма скромное вознаграждение. Но он был непреклонен, сказал, что подумает, и не захотел оставить камень у себя, а еще посоветовал никому его больше не предлагать, особенно в этом городе.