Тоннель призраков | Страница: 28

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Общие рассуждения, — высокомерно обронил Беляев, видевший, с каким ужасом на него смотрят остальные члены группы. — У вас нет доказательств.

— Вы не дослушали меня, — жестко заметил Дронго. — Мне еще в поезде показалось странным, что вы громко чертыхнулись, а Борисов обхватил вас за плечи. Это выглядело неоправданно — и для вас, и для ваших с ним отношений. У Горшмана действительно было больное сердце, и он мог положить голову вам на плечо. Вы бы не стали ругаться, если бы не одно незначительное обстоятельство, которого вы не учли. Вы все сделали правильно, вы идеально рассчитали оба убийства, отвели от себя все подозрения, использовали не только Борисова, но и Алену, которая стала невольной свидетельницей в вашу пользу. Все было верно, но одна мелочь вас подвела. После того как вы выстрелили в Горшмана, вы стерли с оружия свои отпечатки пальцев и передали его Борисову. Теперь оставалось только избавиться от несчастного, зная, что его вынесут из салона вагона и только в морге обыщут. Вы придумали идеальное место в качестве тайника для оружия — вы передали пистолет будущему покойнику, которому не суждено было пройти пограничный контроль. Но вы не учли одного обстоятельства. Когда вы выстрелили в Горшмана и заняли свое место, вы уселись на сигару Александра Абрамовича, который уронил ее прямо на ваше кресло. Именно поэтому вы так неожиданно и громко чертыхнулись. Именно поэтому обеспокоился и Борисов. После чего вы встали и сбросили сигару на пол. Но все бы закончилось благополучно, если бы не еще одно обстоятельство…

Дронго сделал эффектную паузу, ожидая, когда переводчик переведет его слова комиссару Бушеру. Все смотрели на него. Алена переводила полный ужаса взгляд с Дронго на Беляева.

— Мне продолжать? — спросил Дронго.

Полицейский комиссар встал, подошел ближе.

— У вас нет доказательств, — повторил Беляев, бледнея. — Это сплошные домыслы.

— Итак, вы сели на сигару, — повторил Дронго. — Когда вы стреляли в своего компаньона, он случайно уронил сигару именно на ваше кресло. А вы сели на нее и поэтому неожиданно выругались. В кресле, в котором вы вчера сидели, я нашел микрочастицы вашей одежды.

— Кончайте свой балаган! — закричал Беляев. — У вас ничего нет против меня.

Вместо ответа Дронго неожиданно подошел к стенному шкафу и раскрыл его.

Вытащил доставленный из чистки костюм. Костюм был в фирменном целлофане отеля «Кларидж».

— Вы не только пролили на него вино, чтобы обеспечить себе алиби, — сказал Дронго. — Вы не заметили одну деталь. Вы прожгли брюки, когда сели на сигару. — Дронго решительным жестом сбросил на пол пиджак и показал брюки присутствующим.

Все увидели две дырочки у правого заднего кармана.

— Вам не удастся убедить нас, что вы ходили по Парижу именно в таких брюках, — с невозмутимым видом добавил Дронго. — А эксперты легко определят, что эти дырки появились в результате вашего неудачного «приземления» именно на сигару Горшмана. Вы проиграли, Беляев, партия окончена.

Банкир раскрыл рот, собираясь что-то возразить. Однако промолчал. К нему подошел комиссар Бушер.

— Вы арестованы, — с торжественным видом проговорил он. — Вы имеете право…

— Как ты мог? — с трудом вымолвила Алена. — Как ты мог? — Она беззвучно заплакала.

Беляев стоял как вкопанный. Он больше не произнес ни слова. На руки ему надели наручники и увели. Он шел походкой лунатика. Выходя из холла, Бушер обернулся и, посмотрев на Дронго, поднял вверх большой палец. После чего вышел в коридор. Когда преступника увели, Родионов подошел к Дронго.

— Я был уверен, что ты справишься, — сказал он, с восхищением глядя на приятеля. — Это было великолепно. Для Беляева этот рейс оказался самым страшным событием в его жизни. Рейсом в преисподнюю.

— Успокой ее, — посоветовал Дронго, взглянув на Алену Новикову, по-прежнему тихонько плакавшую в углу.

Родионов подошел к молодой женщине. В холле царило гробовое молчание. Люди пытались осмыслить происшедшее. Дронго повернулся, взглянул в окно. На улице все выглядело как обычно. Он прижался лбом к стеклу и почувствовал холод.

— Рейс в преисподнюю, — пробормотал он, глядя на улицу. — Как все это глупо…