– Это сад Эрмитаж, – прокомментировал он. – Вы тут были?

– Я была тут в театре, – сказала Лиза, – с папой.

Все трое вошли в полуподвальное помещение, прошли мимо охранника и оказались в узком коридоре. Они сняли верхнюю одежду и обувь. Навстречу вышла босая женщина и спросила, заказано ли у них место, но увидела Алекса и поняла, что девочки с ним.

– Проходите.

Тут было мало света и пахло благовониями. На стенах висели красные китайские фонари, а у входа была стойка, но на полках вместо бутылок стояли банки с разными сортами чая и ароматическими добавками. Люди сидели на полу вокруг низких столиков, у каждого из которых стоял большой железный термос или горелка. Алекс выбрал место в углу у стеллажа с книгами. Он ушел и через минуту вернулся с термосом и пузатой стеклянной банкой.

– Это – кипяток, – сказал Алекс и поставил термос на пол. – А это чай.

Он открыл банку и дал им понюхать. – Ну как?

– Какой хороший запах, – сказала Вера. - Вкусно.

– Очень, – подтвердила Лиза.

«А зачем ты снял носки?» – хотела спросить она.

Но не решилась.

Алекс принес три чашки, каждая размером не больше наперстка, и такой же маленький чайник. Он взял деревянной лопаткой немного заварки и, положив ее в чайник, залил кипятком.

– Это зеленый чай, – сказал Алекс. – Он называется «Си Ху». Вы когда-нибудь пили китайский чай?

– Нет, – честно сказала Лиза. – Только индийский.

Вера поставила на место книгу, которую взяла с полки, и заметила, что наверху стоят шахматы.

– А зачем шахматы? – спросила она.

– Просто, – пожал плечами Алекс. – Можно пить чай и играть в шахматы. Тут каждый делает то, что ему нравится, – некоторым нравится играть в шахматы.

Тихие голоса и китайская музыка убаюкивали.

Вере казалось, что она никогда не чувствовала себя так уютно. Ей хотелось вечно сидеть вот так, поджав под себя ноги, иногда подливая кипяток в чайник, как это делали другие, и вести неторопливый разговор или просто разглядывать гобелены на стенах.

От крепкого зеленого чая Вера почувствовала бодрость и в то же время успокоилась. Алекс сказал, что рисует картины. И снова завязался разговор – где-то далеко играла музыка, плавно текла неторопливая беседа. Вера слушала его с интересом – кивала в ответ и задавала вопросы. Алекс рассказывал о своих картинах, а девочки хвалили чай, рассказывали о себе и слушали.

– Который час? – наконец спросила Лиза. . Алекс посмотрел на часы:

– Без двадцати. В одиннадцать чайная закрывается.

– Тогда пошли?

За это время на улице не стало теплее – скорее наоборот, но после горячего чая и душного помещения, где слишком сильно пахло благовониями, на свежем воздухе было хорошо.

Лиза позвонила родителям, и ей здорово влетело. Но возвращаться домой не хотелось, и они решили пройтись пешком до «Белорусской». Они шли переулками. На улице было темно, и, заметив странную троицу, редкие прохожие на всякий случай переходили на другую сторону.

– Это мой телефон, – сказал Алекс, когда они вошли в метро, и протянул Вере мятый листок.

– А это мой. – Вера взяла у него огрызок карандаша и написала свой номер.

– И мой, – Лиза на всякий случай записала и свой.

Внизу они простились, И Алекс перешел на другую ветку, а Вера и Лиза остались ждать поезда. Часы показывали двенадцать.

3

Утро началось со скандала.

– Где ты была?

Вера молчала.

– Мать чуть с ума не сошла.

Игорь Андреевич встал и, сложив руки за спиной, стал ходить из угла в угол.

– Вера, где ты была?

Он мерил кухню шагами, а Вера сидела над яичницей, уставившись в тарелку, и молчала.

– Кажется, я задал тебе вопрос.

– Джулия пригласила нас с Лизой на день рождения – я уже говорила.

– И поэтому ты пришла в час ночи?

– Мы гуляли.

– Всю ночь?

– Папа, мне шестнадцать лет!

– Вот именно, – сказал Игорь Андреевич и сел.

Потом снова встал. И опять стал ходить от двери к окну и обратно.

Когда Вера пошла в первый класс, Игорь Андреевич отпустил бороду – с тех пор он ни разу не улыбнулся, во всяком случае, так ей казалось. А может, сначала у него испортился характер, а уже потом он отпустил бороду, потому что хотел спрятаться, потому что не хотел быть собой? Тогда у него были трудные времена: его сократили, и он часто ссорился с мамой. С тех пор прошло десять лет, и Вера уже не помнила, как он выглядит без бороды. Теперь у Игоря Андреевича была своя фирма, которая производила средства гигиены, он хорошо зарабатывал, но, казалось, кроме шампуня от перхоти, его ничего не интересует: это был его мир – и там ему было уютно. Бедность и унижения – все это не прошло для него даром. У него было все: хорошая квартира, которую в трудный момент он не продал, жена и взрослая дочь, машина, деньги – все, но он не забыл старых обид. Он уже не мог быть счастливым.

Ольга Сергеевна работала переводчицей и иногда возвращалась домой поздно. Если она задерживалась, отец целый вечер брюзжал и не давал Вере прохода. Он слишком многого требовал от нее и всегда был ей недоволен. Он хотел, чтобы его слушались, чтобы ему подчинялись. Когда отец делал подарки, это было неприятно, потому что за них он всегда требовал благодарности, особенного отношения, чего-то, о чем он мечтал с детства и чего у него, наверное, никогда не было. Наверное, он просто хотел, чтобы его любили.

– И потом, я не понимаю, – наконец сказал он, – что означает эта дружба? Джим – взрослый человек.

– Джим? – не поняла Вера. – А при чем тут он?

– При чем?

Игорь Андреевич вышел из кухни и вернулся, потрясая в воздухе пачкой бумаги.

Вера почувствовала, как холодеют ноги.

– Это мои письма? – сказала она тихо.

– Да. И его. Это лежало на столе.

– Ты читаешь чужие письма?

– Читаю. Потому что я – отец.

– Мне тебя жалко, – тихо сказала Вера.

Но он ее не слышал.

– Хорошо, он твой преподаватель. И он учит русский язык я понимаю. Вы дружите – пускай. Но я же вижу, что происходит. Он взрослый человек, и н~ должен понимать. Сколько ему лет? Двадцать пять.

– Тридцать два.

– Прекрасно!