Ладно, мысленно ответил я ВАЛИСу, я прощаю тебя за принесенные мне страдания. У тебя была цель. Видимо, не существовало способа сразу же донести до меня всю информацию, и я должен был прозревать шаг за шагом.
Еще одна внезапная догадка озарила меня: моя дружба с Филом, сам Фил и десятки его научно-фантастических произведений, продаваемых на каждом углу, — все это должно служить ложным следом. Именно к такому чтиву приковано внимание властей, спецслужбы просеивают каждое слово. Наши пластинки тоже внимательно изучаются, но в основном на предмет выявления пропаганды наркотиков и секса. А политический подтекст ищут в научной фантастике.
Я надеялся, что именно так обстояло дело. Мы вряд ли сможем упрятать нашу информацию в книге, пусть и на подсознательном уровне. Посредством поп-музыки задача решается с куда большими шансами на успех.
Конечно, если все откроется, нас убьют. Интересно, Садассе не страшно? Ведь она так молода… Потом я вспомнил, что она больна раком, хотя и находится в состоянии временной ремиссии, жить ей все равно недолго и терять нечего. Наверное, Садасса тоже так считает. Рак доберется до нее раньше, чем ДАН.
Именно поэтому, видимо, Садасса пришла искать работу в фирму звукозаписи. Неосознанное чувство, что здесь ее история могла бы… Но это уже из области домыслов. ИИ-операторы вроде бы не направляли мои мысли в подобное русло. Не они привели меня к желанию задаться вопросом: а не поразили ли девушку раком именно для того, чтобы затем подтолкнуть ее к решению предать гласности свою тайну? Все эти мысли, казалось бы, родились в моем собственном мозгу. Теперь я стал и в этом сомневаться. Скорее случайное стечение обстоятельств. И все же… ведь сказал кто-то, что Бог из зла извлекает добро. Рак — зло, и им поражена Садасса. Но нет ли в этом частицы добра, которую ВАЛИС способен извлечь?
Явившись на работу на следующий день, я заглянул в отдел кадров и поговорил с Алленом Шейбом, который заявил госпоже Сильвии, что мест на фирме нет.
— Возьми ее, — сказал я.
— На какую должность?
— Мне нужен помощник.
— Придется посмотреть штатное расписание и поговорить с Флемингом и Тичером.
— Валяй. Если получится — я твой должник.
— Дело есть дело, — ответил Шейб. — Постараюсь. И, если на то пошло, это я твой должник. В любом случае, сделаю все возможное. О какой зарплате идет речь?
— Не важно, — ответил я.
В конце концов я мог бы доплачивать ей из тех денег, которыми сам распоряжался, так сказать «черных фондов». В наших внутренних бухгалтерских книгах Садасса проходила как один из ди-джеев. Никто никогда не докопается.
— Если хочешь, я приму ее, побеседую — тогда она будет думать, что поступила без блата.
— Отлично. Так и сделай.
— Знаешь ее телефон?
Телефон я знал. Я сообщил его Шейбу и велел сказать, что неожиданно открылась вакансия, так что она может явиться для беседы. На всякий случай я и сам ей позвонил.
— Говорит Николас Брейди, — сказал я, услышав ее голос. — Из «Новой музыки».
— Значит, я у вас забыла?.. Не могу найти свой…
— Похоже, у нас есть для вас место, — перебил я ее.
— Ах так. Но я решила не поступать на работу. Я подавала прошение о стипендии в Чапмен-колледж и уже после нашего разговора получила ответ. Стипендию мне дали, и я могу вернуться в колледж.
Я был несколько растерян.
— Так вы не хотите зайти на собеседование?
— А что за работа? Машинопись, ведение картотек?
— Свободно место моего помощника.
— И что мне пришлось бы делать?
— Вместе со мной прослушивать новых исполнителей.
— Вот как.
В ее голосе звучала заинтересованность.
— К тому же мы могли бы пустить в ход ваши тексты.
— В самом деле? — Она оживилась. — Может быть, мне удастся совместить работу с учебой.
У меня возникло странное ощущение, что в той работе, которую она могла получить в «Новой музыке», Садасса превосходит нас на голову. Прежнее мнение о ней менялось. По-видимому, борьба с тяжелым недугом, борьба за жизнь многому ее научила. Характер стал тверже, появилась настойчивость, целеустремленность.
— Приходите, — сказал я. — Обсудим.
— Что ж, пожалуй, надо зайти. Непременно. Знаете, я видела во сне вашу студию.
— Расскажите мне этот сон, — попросил я.
— Мне снилось, — начала Садасса, — что я наблюдаю процедуру записи через звуконепроницаемое стекло. Певица выглядела чудесно, да и аппаратура для профессиональной записи произвела на меня сильное впечатление. А потом я увидела обложку пластинки и прочла свое имя. Там было написано «Поет Садасса Сильвия», ей-богу!
Она рассмеялась.
Я не нашел, что сказать.
— А проснулась я в твердой уверенности, что буду у вас работать, — продолжала Садасса. — Как будто сон был добрым предзнаменованием.
— Пожалуй, — сказал я. — Очень может быть.
— Когда мне зайти?
Я предложил ей прийти в четыре. Мне пришло в голову, что таким образом я успею пригласить ее поужинать со мной.
— А еще что-нибудь необычное вам снилось? — вдруг спросил я.
— Лично мне сон не показался таким уж необычным. А что необычного в нем нашли вы?
— Поговорим, когда вы придете, — ответил я.
* * *
Садасса Сильвия появилась у меня в офисе в четыре. На ней был светло-коричневый комбинезон, желтый свитер и серьги в виде колец — под стать африканской прическе.
Она села напротив.
— По дороге сюда я спрашивала себя, откуда у вас интерес к моим снам, к тому необычному, что в них могло быть. Психиатр велел мне вести дневник, в который я каждое утро записываю свои сны — пока не забыла. Я веду записи уже почти два года.
— Расскажите мне о своих снах, — попросил я.
— Вам интересно? Вам правда интересно? Ладно, вот уже три недели — это началось в четверг — как мне кажется, что кто-то говорит со мной во сне.
— Мужчина или женщина?
— Что-то среднее. Голос очень спокойный, выразительный. После пробуждения я вспоминаю этот голос — и впечатление о нем бывает скорее приятным. Он успокаивает, убаюкивает. После таких снов я всегда чувствую себя лучше.
— И вы не можете вспомнить, что он говорит?
— Что-то о моей болезни. О раке. Что болезнь не вернется.