– Я в подвал, – заявила всем Арина. – Надо поработать. Из здания до отдельного распоряжения никому не выходить, дверей не открывать. Договорились?
Конечно, все с ней договорились.
Витя поднял её и понёс к выходу из залитых кровью апартаментов. Арина закрыла глаза.
Валера схватился за дежурный медицинский чемодан и потому тоже отправился с ними.
А так больше никого не взяли.
В подвале Мартын метнулся к полусобранному аппарату. Он всё время в таком виде стоял – был чем-то типа пишущего плеера. Валере не так давно объяснили.
Арина уселась. Вернее, её усадили. Самой у неё двигаться не получалось. И больно ей было наверняка, но она терпела. Или не больно – бесчувственная она такая?
Мартын принялся пристёгивать к Арине свои приспособления.
– Что это? – Валера не мог не спросить. Ну не мог.
Ответил Витя:
– Это она свою смерть записывать хочет.
– Смерть?
– Смерть. – Витя произнёс это слово излишне бесстрастно. И Валера видел, что он плачет. Вот тебе и брутальный мужчина.
– Она умирает?
Не верилось. Не верилось.
Валера оглядел присутствующих.
Медсестра сидела, вжавшись в кресло и закусив собственную коленку. Мартын был адски мрачен – и Валере было слышно, как он скрипел зубами. Мороз пробирал. Вид Стасика, примёрзшего к компьютеру и глядящего на Мартына в ожидании команды, был ужасен. Умирать тут все, кажется, собрались.
– Ну зачем, Арина? – Витя сел на корточки, его лицо оказалось рядом с Арининым. Он умолял: – Сейчас десяток врачей примчится, всё хорошо, ну не придумывай ты!
Валера шагнул поближе. Она думает о своём глупом бизнесе, что ли? И не боится, она опять не боится? Это психическое отклонение у неё? Ведь абсурд же! Абсурд. Неужели найдётся клиент, который захочет ощутить её смерть? Или она назовёт этот аттракцион «Чайка», или «Бесприданница», «Мой ласковый и нежный зверь» – театралки оживятся? Где там женщин убивают из охотничьего оружия?.. На фиг – облезнут театралки! Своими средствами пусть достигают этого ощущения...
А что ж она – за детей своих не переживает, не думает про Рындина, про родителей?.. У Валеры мелькнула мысль: а он хотел бы, чтобы о нём переживали перед смертью?
– Пусть останется. Для науки, – говорила Арина шёпотом. – Вдруг я клинически умру, но помощь правда подоспеет – и меня спасут. Я выживу. Здорово же будет! И это тоже запишется – как выживаю. Интересная штука. Бодрящая, честное слово! Когда умираешь – ещё больше жить хочется! Вы пишите, в общем, – а я здесь, в аппарате, буду врача ждать. Честно, Витя. Не волнуйся за меня. А вы давайте – разговаривайте со мной, я всё чувствую...
Её логика так и не постигалась Валериным сознанием.
Мартын щёлкнул кнопками и нажал на педаль. На красную. Она была белая, но перекрасилась. Рану не удавалось заткнуть, кровь натекла из-под неплотно пригнанной дверцы.
Витя что-то говорил, не отрываясь глядя на Арину.
Он её любил. В смысле, любит.
У Валеры такого опыта не было. Чтобы вот так мощно. Чёрт, и чем он не вышел, чтобы совпало? Чтобы и он её, и она его?
Да и надо ли оно? Чтобы такая любовь – и такой финал?..
Да, у Арины Балованцевой был он, Витя, – фактический муж, два сына, много братьев и сестёр, много родителей, четыре дедушки и четыре бабушки. Все они были живы, а Арина умирала.
И это было как-то неправильно.
Ни в чью смерть поверить вообще невозможно. Но в Аринину не верилось особенно...
* * *
На Валеру не обращали внимания. Вот он и шлёпнулся на колени возле бесполезного медицинского чемоданчика. Сжал руки, точно кающаяся Магдалина, – представил себя со стороны, тут же прогнал эту картинку из своего воображения. Собрался с мыслями. В голове крутилась песня про рабочий ты сам – вот задрала-то! Могла бы играть мелодия из Арининой музыкальной шкатулки – это было бы всё-таки романтично-символично. Но нет, нет. Фиг тебе, а не романтизм... Постарался прогнать дурацкий марш. Получилось, кажется... Попытался попросить – бога, наверное. Неизвестно, проходил ли до бога отсюда сигнал – или его сеть не покрывала мрачного подземелья Мартына. Валера всё равно просил.
Просил ту неведомую канцелярию. Которая исполняла желания.
Всех просил.
Ведь у дверей слышались многочисленные шаги, крики, писк электронных ключей. Операция по спасению не могла не начаться. Началась – бегут, бегут уже!
Она выживет.
Она обязательно выживет – иначе Валерина совесть выжжет в нём дырку. Где бы она ни находилась, эта совесть, она прожжёт его тело насквозь. Сначала это будет маленькая дырочка, размером с ту, которую пробила в Аринином теле пуля. Но она, как чёрная дыра, начнёт расти, поглотит Валеру целиком. И он исчезнет. Как и всё, попавшее в чёрную дыру. Будет называться Никто. Совсем как в той песне «Руки прачки» о жизни в Древней Греции.
А Валера боялся. Свою совесть. Он её часто обманывал и задуривал. Неужели она сейчас отомстит?
И этот страх заставлял его просить.
Выживи, Арина, выживи! Пожелай себе жизни – и пусть желание твоё исполнится! Зачем-то ты ведь нужна такая: девочка, у которой исполняются все желания!