— Ты не спишь?
— Нет.
— Ты знаешь, что я в конце семестра собираюсь с нашей командой стрелков в Канаду?
— Знаю.
— Я с ними не вернусь.
— Почему?
— Я поеду в Соединенные Штаты. Наверно, до конца школьных каникул.
— Зачем?
— Посмотреть страну. Может быть, мне захочется там поселиться.
Она помолчала. Когда она наконец заговорила, ее слова на первый взгляд не имели никакого отношения к моим планам.
— Ты знаешь, мы с Донной много разговаривали. Она мне все рассказала про тот день, когда украла ребенка.
— В самом деле? — уклончиво отозвался я. — Да. Она говорила, что увидела ребенка, лежащего в коляске, и ей вдруг ужасно захотелось взять его на руки и покачать. Она так и сделала. Она просто взяла его на руки. И когда она прижала его к себе, у нее возникло такое чувство, будто это ее ребенок, он принадлежит ей. И она взяла его в машину — машина была рядом, в нескольких шагах. Она положила ребенка на переднее сиденье, рядом с собой, и уехала. Она не знала, куда едет. Она говорила, это было как во сне: она так давно мечтала о ребенке, и теперь у нее есть ребенок.
Сара остановилась. Мне вспомнились девочки Теда Питтса и то, как он брал на руки свою младшенькую... Я готов был разрыдаться от жалости к Саре, к Донне, ко всем людям, не по своей вине лишенным детей...
— Донна ехала довольно долго, — продолжала Сара. — Она доехала до моря и остановилась. Она взяла ребенка на руки, села на заднее сиденье, и все было прекрасно. Она была совершенно счастлива. И все по-прежнему было как во сне. А потом ребеночек проснулся. — Сара помолчала. — Он, наверно, есть захотел. Его было пора кормить. В общем, он начал кричать и никак не успокаивался. Он орал, орал, орал... Донна говорила, он орал не меньше часа. Она сходила с ума от этого крика. Она попыталась зажать ему рот, но он заорал еще громче. Она пыталась прижать его лицом к своему плечу, чтобы он перестал плакать, но он все равно кричал. А потом она обнаружила, что у него мокрые пеленки и что по его ноге течет что-то коричневое и капает ей на платье...
Еще одна долгая пауза, потом снова голос Сары:
— Донна говорила, она не знала, что дети — такие. Что они орут и воняют. Ей всегда представлялось, что ребенок такой нежный и что он все время будет ей улыбаться. Она почувствовала, что не любит этого ребенка, что она его ненавидит. Она почти швырнула его на сиденье, выскочила из машины и убежала. Она говорила, крик ребенка преследовал ее до самого пляжа.
На этот раз молчание тянулось куда дольше.
— Ты еще не спишь? — спросила Сара.
— Нет.
— Ты знаешь, я теперь смирилась с тем, что у меня не будет детей.
Очень жаль, конечно... но с этим ничего не поделаешь. — Она помолчала, потом сказала:
— Я многое узнала о себе за эти недели благодаря Донне.
«И я тоже, — подумал я, — благодаря Анджело». После еще одной долгой паузы она снова спросила:
— Ты еще не спишь?
— Нет.
— Ты знаешь, я ведь так и не поняла, что произошло. В смысле я, конечно, знаю, что этот ужасный Анджело арестован и что тебя вызывали в полицию, но ты мне не говорил, что там было.
— Тебе действительно интересно?
— Конечно. А то бы я не спрашивала! — В ее голосе прозвенела знакомая раздраженная нотка. Она, должно быть, и сама ее услышала, потому что тут же сказала куда более миролюбиво:
— Мне хочется, чтобы ты рассказал.
Правда.
— Ладно.
Я рассказал ей почти все, начав с того, как Крис Норвуд заварил всю эту кашу, украв записи Лайэма О'Рорке. Я пересказал ей все события в хронологической последовательности, а не так вразброс, как узнавал о них я сам, так что получилась четкая картина путешествий Анджело в поисках кассет.
Когда я закончил, она медленно произнесла:
— Значит, в тот день, когда он взял нас в заложницы, ты знал, что он убийца?
— Угу.
— Господи... — Она помолчала. — А ты не думал, что он может убить нас? Донну и меня?
— Думал. Я думал, что он может сделать это в тот же миг, как только узнает, что кассеты у его отца. Я думал, что он может убить нас всех, если ему заблагорассудится. Я не знал наверное... но не мог рисковать.
Долгая пауза. Потом она сказала:
— Ты знаешь, теперь, оглядываясь назад, мне кажется, что он собирался это сделать. Он такое говорил... — Она помолчала. — Я была так рада, когда ты пришел!
— И зла.
— Да, очень зла. Тебя так долго не было... а этот чертов Анджело был такой жуткий...
— Я знаю.
— Я слышала, как ты стрелял. Я была на кухне, готовила.
— Я боялся, что ты скажешь о выстрелах Анджело.
— Я говорила с ним, только когда без этого никак нельзя было обойтись. Он был отвратителен. Такой надменный!
— Ты его вышибла из седла, когда сказала, что я участвовал в Олимпийских играх. Это был решающий довод.
— Я просто хотела... хотела уязвить его самолюбие.
Я улыбнулся в темноте. Ох и досталось же самолюбию Анджело от семейства Дерри!
— Слушай, — сказал я, — а ведь мы уже много месяцев не разговаривали так, как сейчас!
— Но столько всего случилось... И я чувствую, что... изменилась, понимаешь?
«Да, — подумал я, — иногда для того, чтобы изменить свою точку зрения на мир, требуется побывать в руках убийцы. Однако неплохо же он для нас потрудился!»
— Ну так что, — спросил я, — поехали в Америку?
В Америку. Вместе. Попробовать еще раз... На самом деле я сам не знал, чего хочу: перемениться, освободиться, развестись, начать все сначала, жениться на другой, завести детей — или попытаться воскресить прежнюю любовь, укрепить пошатнувшийся фундамент преданностью, отстроить все заново. И я подумал, что решать придется Саре.
— Ты хочешь, чтобы мы остались вместе? — спросил я.
— Ты думал о разводе?
— А ты?
— Думала, — она вздохнула. — В последнее время — довольно часто.
— Если мы разведемся — тогда всему конец, — сказал я.
— А что ты предлагаешь?
— Давай подождем, — задумчиво сказал я. — Посмотрим, как у нас пойдет дальше. Подумаем, чего мы оба хотим на самом деле. Поговорим.
— Ладно, — сказала Сара. — Идет.
Письмо Джонатану Дерри от Винса Аккертона.
«Кухня богов», Ньюмаркет, 12 июля Уважаемый мистер Дерри!