— Наверно, он опять взбеленится...
— Но Вильям же здесь ни при чем! — возмутилась Касси.
— В прошлый раз такая мелочь его не остановила.
Касси явно встревожилась.
— А что такое «цыплята по-тюремному»? — поинтересовался я.
Банан ухмыльнулся.
— Куриные грудки, замаринованные в лимонном соке и запеченные под тоненькой решеткой из теста со специями.
— Скудная тюремная пища! — завистливо заметил я.
— Хлеб и вода прилагаются...
Касси рассмеялась, и Анджело отступил на второй план. Мы взяли по порции «цыплят по-тюремному» — это было бесподобно, как я и думал, и совершенно не напоминало о том, что вдохновило Банана на создание этого блюда.
— Завтра я еду в Ирландию, — сказал я Касси. — Поехали со мной?
— В Ирландию? Туда и обратно?
Я кивнул.
— Это по поводу лошадей?
— А то зачем же еще!
И мы потратили часть моего выигрыша на билет для Касси и отправились на конезавод к югу от Вексфорда, чтобы взглянуть на жеребчика, о котором мечтал весь мир; и, казалось, по меньшей мере, полмира собралось туда с той же целью. Торговцы с каменными лицами толпились вокруг загаженного загона, тщательно стараясь не выдавать своих мыслей, которые, впрочем, у всех были одни и те же.
Касси посмотрела на великолепно сложенного гнедого годовичка, прядавшего ушами под руками успокаивавшего его тренера, и непрофессионально назвала его «славным».
— Банкомат с копытами, — сказал я. — Ты погляди, сколько жадности в этих лицах!
— А мне кажется, что им просто все безразлично...
— Ну правильно, — сказал я. — Энтузиазм набивает цену.
Зрители по одному, по двое со скучающим видом подходили поближе, чтобы пощупать стройные ноги, потом отходили назад с непроницаемым видом игроков в покер, и все это молча, словно в церкви.
— А ты не будешь щупать ему ноги? — спросила Касси.
— Почему бы и нет?
Я тоже принял участие в ритуале и, как и все, обнаружил, что ноги у жеребенка прохладные и крепкие, с жилами, словно скрипичные струны. Еще у него были крепкая стройная шея, правильный круп и, самое главное, широкая грудь. Родословная его изобиловала именами трижды венчанных победителей, да и сам жеребенок был как нельзя лучше. Все это означало, что цена на аукционе на этого жеребенка поднимется быстрее, чем банановый пудинг Фрисби.
Я в задумчивости вернулся в Англию и отправил Люку факс: «Жеребчик Хенсель пойдет по астрономической цене. Я его видел. Он безупречен. Насколько далеко я могу зайти?»
На это утром пришел ответ: «Это ваша работа, приятель. Вам решать».
«Ох ты! — подумал я. — Где же потолок? Какую цену считать безбожной?»
Ньюмаркет снова ожил. Наступила новая неделя аукционов, главная ярмарка в году. Все, кто имел отношение к скачкам и располагал деньгами, съехались сюда, полные надежд и планов, и сюда же в специальных фургонах прибыло множество четвероногих малышей, из Кента и из Котсволда, из Девона и Шотландии и из-за моря, из Ирландии.
Жеребчик Хенсель из Вексфорда должен был быть выставлен на торги в самое горячее время, в среду, в половине восьмого вечера. К семи ряды сидений вокруг аукционного круга скрылись под толпами зрителей. Где-то там сидела и Касси. Я сидел внизу, на скамьях, отведенных для потенциальных покупателей, и над плечом у меня шумно дышал Донаван. Донаван нависал надо мной с самого обеда. Он был совершенно трезв и от этого еще мрачнее обычного.
— Купите этого жеребчика, слышите? Купите обязательно!
Если бы он сказал это один раз, а то ведь он повторил это раз сто, словно повторение могло сделать желаемое действительным.
Жеребчика вывели в круг, и внезапно настала тишина, словно все присутствующие разом затаили дыхание. Бока живой жемчужины блестели в свете ламп. Он действительно выглядел как принц, который может стать родоначальником династии.
Стартовая цена исчислялась даже не в тысячах, а в десятках тысяч. За несколько секунд она подскочила до четверти миллиона и галопом понеслась дальше. Я дождался первой паузы и поднял цену сразу на огромную сумму в двадцать пять тысяч, но меня тут же перекрыл кто-то справа. Я добавил еще двадцать пять, и меня снова тут же опередили, а потом еще раз, и еще раз, и еще раз. Мне уже казалось, что сейчас голова отвалится от кивания. Нет ничего проще, чем тратить чужие деньги.
На восьмистах тысячах гиней я просто остановился. Аукционер посмотрел на меня вопросительно. Я не шелохнулся.
— Против вас, сэр! — сказал аукционер.
— Давай! — сказал Донаван. Он, видимо, решил, что я просто проглядел свою очередь. — Давай! Давай же!
Я покачал головой. Донаван повернулся ко мне и больно ударил меня по руке — так он боялся, что из-за моей скупости жеребчик уйдет к другому.
— Давай же! Твоя очередь! Прибавь цену, ты, педик!
— Вы прибавляете, сэр? — осведомился аукционер. Я покачал головой.
Донаван пнул меня в ногу. Аукционер оглядел притихший круг.
— Других предложений нет? — спросил он, и после томительной паузы молоток опустился, навсегда лишив меня моего шанса. — Продано мистеру О'Флаэрти! Следующий лот, пожалуйста!
Под гул комментариев, которые неслись вслед супержеребенку, Донаван, весь багровый, повернулся ко мне и, не стесняясь, заорал:
— Ты, ублюдок траханый! Да ты знаешь, кто купил этого жеребенка?
— Да, знаю.
— Я тебя убью, как бог свят убью!
Тень Анджело...
— Не вижу причины, — сказал я, — почему Люк должен оплачивать вашу вражду с Миком О'Флаэрти.
— Этот жеребчик выиграет дерби!
Я покачал головой.
— Вы боитесь, что он выиграет дерби.
— Я напишу Люку, ей-богу, напишу! Я ему все расскажу, как ты струсил! Поганый англичанин! Пристрелить бы вас всех!
И удалился, весь брызжа гневом. Я смотрел ему вслед с сожалением. На самом деле я бы с удовольствием купил ему этого малыша, хотя бы ради того, чтобы полюбоваться, как Донаван будет возиться с ним, делая из него чемпиона...
— Почему ты остановился? — спросила Касси, беря меня за руку.
— Тебе это не нравится?
Она моргнула.
— Ты знаешь, что говорят?
— Что у меня не хватило духу торговаться дальше?
— Я так слышала...
Я криво улыбнулся.
— Я отступил в первой же серьезной битве. Так?
— Ну да, что-то в этом духе...
— О'Флаэрти и Донаван ненавидят друг друга так сильно, что это мешает им соображать. Я собирался дойти до семисот пятидесяти тысяч гиней и был уверен, что жеребчик достанется мне, потому что это действительно очень высокая цена за годовалого жеребенка. Я дал даже больше, чем собирался, но этого оказалось мало. О'Флаэрти стоял за спиной своего агента и тыкал его в спину, чтобы тот набавил еще. Я его видел. О'Флаэрти был намерен во что бы то ни стало купить этого жеребчика. Возможно, в первую очередь затем, чтобы насолить Донавану. Состязаться с человеком, который действует под влиянием эмоций, бессмысленно, и я отступил.