Она терла что было сил холодеющие Оксанины щеки, Леонид пытался растереть и отогреть ноги Оксаны, которыми, сколько ни просили её, она пошевелить не могла. И глаза Оксана уже не открывала. Но Марина видела, что она жива, что она собралась с силами и ждет.
— Сейчас, сейчас, — бормотала Марина, — они сейчас передадут, они же мне обещали… А, вот уже, слышишь!
— «… Итак, мы выполняем просьбу подруги девушки Оксаны — и на нашем радио звучит будоражащая умы взрослых и детей композиция из кинофильма „Бу-ра-ти-но!“».
— Вот, Оксаночка, слышишь! — радостно крикнула Марина, вскинув руку в сторону музыкального центра.
— «Пока живут на свете дураки — обманом жить нам, стало быть, с руки!» — понеслись по комнате Оксаны голоса Лисы Алисы и Кота Базилио.
— Марина остолбенела. Но то, что увидела она на лице Оксаны, потрясло её до самого основания.
— Оксана держала себя на краю жизни, держала все время, пока дожидалась свою заветную музыку. Она хотела услышать эту радость — и унести с собой. А теперь страна счастья, надежда на встречу с которой озаряла прекрасной улыбкой её лицо, вдруг совершенно пропала во мраке, что расстелился у Оксаны перед глазами. Выходило, здесь ничего у Оксаны не получилось. Конечно, дураки живут на свете, полно их, и вот он, один такой дурак… Оксана это даже не подумала, она уже не могла думать. Словно злобным маленьким демоном упала эта мысль ей на лицо. Упала и сжала его в мертвенную холодную маску.
— Марина думала, что уже все слезы замерзли в Оксаниных глазах. Но они вдруг хлынули двумя ручьями, но слезы не горячие и не горючие, а ледяные, самые последние в жизни Оксаны слезы.
— Не то, не то… — только и смогла проговорить Оксана, хотела взять Маринину руку, но не смогла. — Почему все… Марина, одна ты обо мне заботилась. А было все не то…
— Лицо Оксаны залилось слезами. «В слезах она умерла», — подумала Марина, но тут же отогнала от себя эту мысль, потому что ещё можно было действовать, действовать, действовать!
— Леонид бросился к музыкальному центру и выключил радио. И тут же раздался звонок в дверь.
— «Скорая помощь» мгновенно положила Оксану на носилки, и только в машине Марина смогла обратиться к врачу:
— Что нужно делать? Что купить? Вы говорите, не стесняйтесь! Проблем ни с чем нет! Мы купим…
— Этого уже не купишь, — ответила усталая женщина-врач.
— Чего? Говорите-говорите! — бросилась к ней Марина.
— Жизни.
— Медсестра возилась с какими-то трубками и аппаратами возле Оксаны. Она размотала скотч и бинты, и над порезами склонилась врач. Но всего на миг, потому что аппараты интересовали врача куда больше.
— Мы в реанимацию? — тяжело дыша, кричала Марина. — Мы её везем в реанимацию?
— Да некого уже везти, — ответила врач.
— Как? Не говорите так! — взмолилась Марина. — Мы её спасем, ведь у неё же все цело. Руки, ноги, все ведь в порядке, мы же успели, она же жива!
— Больница была близко, Марина настояла на реанимации, но едва Оксану подняли туда, врач-реаниматолог вышел к Марине и сказал:
— Нет. К сожалению, это все. Она умерла от большой потери крови.
— Крови, — эхом повторила Марина и пошла по коридору.
— И нельзя ничего сделать? — резко обернувшись, вдруг крикнула Марина вслед удаляющемуся врачу. Крикнула и бросилась к нему со всех ног: — Моей крови налейте, Оксана же вот она, перед вами! Берите шприц, колите и лейте!
— Марина закатала рукава, показывала врачу свои вены — и вскоре рыдания выбили Марину из реального мира. Она просто зашлась, тело её тряслось.
Поплыло все вокруг — и врач сложился в несколько раз, словно бумажная кукла, и стены с потолком поменялись местами, и Леонид, что волок Марину куда-то, тоже был сейчас чем-то ненастоящим — из разряда пустого и ненужного.
Хана не было на похоронах Оксаны, он и в «Сакунтале»-то появился только спустя неделю. Все могли сколько угодно строить догадки, кто виноват в Оксаниной смерти. Это было простое самоубийство, и даже милиции нечего было искать среди фактов коротенькой Оксаниной жизни.
Марина избегала общества Хана как только могла. Никто, тем более сам Хан, конечно, не догадывался, до какой степени ненавидела она его, какая злоба переполняла её, и только большим усилием воли Марина заставляла себя здороваться с ним, разговаривать, благодарить. Да, она обязательно должна была хорошо себя вести с Ханом, от него, от его тестя, от их денег зависело, быть или не быть Марининому ресторану.
«Я подожду, Хан, — думала Марина, когда, оставаясь наедине с собой, держа перед глазами Оксанину фотографию, она в бессильной ярости кусала носовой платок, наполненный слезами, — я все помню, и за это за все, да, за все, что я о тебе знаю, ты получишь!»
А пока Хан, молодой человек приятной наружности и весьма довольный собой, продолжал радовать себя и окружающих тем, что он такой замечательный. Жена боготворила его, и даже любимые кошки стали под давлением Хана отодвигаться ею на второй план и потихоньку, одна за другой, испаряться из большого загородного дома, где продолжала жить молодая жена Халирузы. Муж проживал преимущественно в Москве, поскольку имел там очень много важных дел, и каждый его приезд был настоящим праздником для скромной затворницы.
Ресторан будет — и уж тогда Марина сумеет рассчитаться за Оксану.
Тем более что почти все было готово к завершению. Марина брала на себя должность генерального директора, и её ничуть не смущало то, что работать она должна была по найму, на зарплате. Ресторан был её, и она знала, что сможет со временем его выкупить. И пусть сейчас вся эта компания во главе с Игорем Александровичем финансировала строительство, договаривалась с «крышей» и решала административные вопросы. Все дела вела Марина.
— Мариночка, какая же ты умница, — восхищался ею Игорь, — у тебя просто талант! Ты так ребят разводишь, что все они думают, что каждый из них царь горы и находится в самой выгодной позиции.
— Стараюсь, Игорь, — скромничала Марина.
Постепенно в отношениях с Игорем её все больше тяготило положение «младшей жены», но нужно было сейчас вытерпеть и это. Бурная деятельность была Марине сейчас ещё на руку — так не оставалось времени на общение с Игорем. И ему приходилось с этим мириться.
«Выкуплюсь, — не переставала думать Марина. — Подождите, и я от всех вас выкуплюсь. Я царицей буду над всеми вами».
То, что с рестораном все идет хорошо, придавало ей уверенности в своих силах. Радовал и дизайнер. Он даже стал Марине замечательным другом. Весь богемный, надменный и равнодушный, казалось, ко всему, он обладал удивительным вкусом, умел «обживать» пространство, наполняя его смыслом и значимостью.
С самого начала Марина, как ей казалось, в мелких деталях знала все, что хочет видеть в своем ресторане. Они долго говорили с Вениамином, отсматривали эскизы, рисовали, Марина засиживалась в его квартире-мастерской до глубокой ночи. И то, что Вениамин прекрасно понимал её, облекая в реально осязаемую форму все то, что представляла она себе вот уже долгое время, очень радовало её.