Когда завтрак близился к концу, в комнату вплыла не кто иная, как сама миссис Даттон в сиянии голубого платья и алых лент.
— Доброе утро, мадам, — обратился к ней церемониймейстер, — надеюсь, раннее вставание вас не слишком потревошило.
Почтенная дама извинилась перед капитаном «Нокандером», как она называла их хозяина, но прибавила:
— Как говорят у нас в Чешире, со мной приключилось то же самое, что с мэром Олтрингэма, который лежал, бывало, в постели до тех пор, пока не починят его штанов. Девушка принесла в мою комнату не тот узел, и пока она их все не перетаскала, так и не добралась до нужного. Итак, как я полагаю, мы все направляемся сегодня в церковь. Но скажите мне, пожалуйста, капитан Нокандер, неужели у вас на севере тут так заведено, что мужчины ходят в церковь в нижних юбках?
— Капитан Нокдандер, а не Нокандер, коли вам угодно, сударыня: потому, что я, сударыня, никому не подчиняюсь [99] . А что до моей одешды, то, с вашего позволения, сударыня, именно в ней я и пойду в церковь. Если бы я валялся в постели вроде вашего мэра, как его там звать, пока не починят моих штанов, то я бы, наверно, так оттуда и не вылез, потому что отродясь штанов не имел, а надевал их всего два раза в жизни, о чем с гордостью вспоминаю: это было, когда герцог привозил сюда свою герцогиню и она сама того пошелала, так что мне пришлось взять штаны в долг у священника и я ходил в них те два дня, что их светлости здесь пробыли. Но на такие неудобства меня уш, будьте уверены, никто больше не уговорит, ни мушчина и ни шеншина, кроме, конечно, самой ее светлости.
Хозяйка молочных ведер ответила на это дерзкое замечание лишь пристальным взглядом и сейчас же приступила к еде, причем было заметно, что тревоги предыдущего дня не сказались на ее аппетите.
После завтрака капитан предложил им всем проехаться на лодке, чтобы мисс Джини осмотрела свое новое жилище, и чтобы он сам смог проверить, все ли было подготовлено как следует к приезду новых жителей в доме Динса и в пасторате.
Утро было восхитительное, и огромные тени гор, отражаясь в волнах залива, словно в зеркальной глади озера, казалось, дремали там. Даже миссис Даттон перестала опасаться за свою жизнь. Она узнала от Арчибалда, что после проповеди будет нечто вроде пирушки (такого рода развлечения были ей весьма по сердцу), а что касается воды, то она была так спокойна, словно они совершали увеселительную поездку по Темзе.
Все общество село в большую лодку, называемую капитаном своей запряженной шестеркой каретой, за которой следовала лодка поменьше, служившая ему, как он говорил, двуколкой, и доблестный Дункан зарулил в сторону небольшой старинной церкви Ноктарлити; шесть дюжих гребцов налегли на весла, и лодка быстро заскользила вперед. По мере их приближения к суше горы словно отступали назад, и наконец перед ними раскинулась небольшая долина, по которой протекала неглубокая речка, сбегавшая с гор. Окружающая местность, сугубо сельская по характеру, напоминала своим видом строки давно забытого шотландского поэта, которые звучат примерно так:
Течет лениво плавная река,
С немолчным шумом плещется слегка,
На берегах, в тени высоких крон,
Веселых птиц стозвучный перезвон.
А там — благоуханные луга,
В душистых травах тонут берега.
Зеленого холма пологий склон
Кустарником высоким обрамлен.
И у подножья искрясь и журча,
Кипит струя хрустального ключа. [100]
Они пристали к берегу сей шотландской Аркадии возле устья маленького потока, орошавшего эту очаровательную и мирную долину. Жители разных районов подошли засвидетельствовать свое почтение капитану Нокдандеру (он требовал неукоснительного исполнения этой обязанности), а заодно и посмотреть на вновь прибывших. К некоторым лицам Дэвид проникся горячей симпатией; это были старейшины церковных советов, убежденные пресвитериане из Ленокса, Ланаркшира и Эршира; предыдущий герцог Аргайл дал им приют в этом отдаленном уголке своих владений, чтобы вознаградить их за преследования, которым они подверглись, присоединившись к его отцу, участвовавшему в злополучном мятеже 1686 года. Старцы эти были сущим утешением для Дэвида, и если бы не они, то, как он сам выразился, бранные слова капитана Нокдандера вымели бы его отсюда в двадцать четыре часа, ибо для богобоязненной души было просто немыслимо слышать те скверные выражения, которые он применял, как только что-нибудь ему не по вкусу.
Однако другая часть населения, проживавшая в этом приходе, вела совсем дикий образ жизни: это были горцы, обитавшие в верхней части долины и в ближних горах; они говорили на гэльском языке, всегда носили при себе оружие и одевались на манер жителей Верхней Шотландии. Однако строгие меры, принятые герцогом, навели порядок в этих частях его владений, и отношения между проживавшими по соседству галлами и саксами носили самый дружественный характер.
Прежде всего они посетили пасторат, как называют в Шотландии жилище приходского священника. Дом был стар, но в хорошем состоянии, а окружавшая его кленовая роща придавала ему уютный вид; впереди был разбит обширный сад, спускавшийся к небольшой речке, извилины которой были частью видны из окон дома, а частью прятались за скрывавшими их кустами, деревьями и изгородью. Внутри дом был менее уютен, чем этого можно было ожидать, так как последний его обитатель не заботился об удобствах; но рабочие, трудившиеся там теперь под присмотром капитана Нокдандера и оплачиваемые герцогом Аргайлом, навели в нем некоторый порядок. Старую «небель» выкинули, и ее место должна была занять простая и изящная домашняя обстановка, присланная сюда герцогом на принадлежавшем ему судне «Каролина».
Доблестный Дункан, обнаружив, что рабочие несколько замешкались, вызвал к себе провинившихся и пригрозил им такими карами, что присутствующие были поражены широтой его полномочий: удержание половины их жалованья будет для них еще самым слабым наказанием, уверял он рабочих, ибо если они намерены пренебрегать его и герцога указаниями, то «черт меня возьми, если я и половину вам заплачу; подавайте хоть в суд, коли сыщется для вас такой». Рабочие обратились со смиренными извинениями к разгневанному сановнику, стараясь умилостивить его, и только когда мистер Батлер напомнил ему, что сегодня день введения в сан и рабочие, возможно, хотели бы пойти в церковь, Нокдандер согласился из уважения к новому священнику сменить гнев на милость.
— Но если они опять станут плевать на мои указания, мистер Патлер, провалиться мне в преисподнюю, коли я позволю валить все на церковь; хотел бы я знать, что этим болванам делать в церкви, кроме как в воскресенье, да и тогда нечего им туда шляться, коли они нушны мне или герцогу.
Легко понять, какое удовольствие и восторг испытывал Батлер при мысли, что дни его будут отныне протекать в этой уединенной долине, где он станет трудиться на пользу и благо окружающих: и как часто он обменивался понимающим взглядом с Джини, чье добродушное лицо казалось просто красивым от выражения скромности и в то же время удовлетворения, испытываемого ею при посещении мест, хозяйкой которых она должна была вскоре стать. Оставив пасторат, они отправились в дом, предназначавшийся для Дэвида Динса, где Джини смогла уже более открыто выразить переполнявшие ее чувства восторга и восхищения.