Где каждый камень мхом зацвел,

Они теперь уж не танцуют,

Как раньше, в рощах Камнор-холл.

И путник, проходя, вздыхает:

Удел графини был тяжел!

И он печальный взор бросает

На башни замка Камнор-холл!

Глава 1

Я содержу гостиницу и знаю,

Как надо мне вести дела, клянусь!

Гостей веселых в плуг впрягать я должен,

Лихих ребят за урожаем слать;

Иль стука цепа не слыхать мне!

«Новая гостиница»

У повествователя есть все основания начинать свой рассказ с описания гостиницы, где свободно сходятся все путешественники и где характер и настроение каждого раскрываются без всяких церемоний и стеснений. Это особенно удобно, если действие происходит в дни старой веселой Англии, когда гости были, так сказать, не только жильцами, но сотрапезниками и собутыльниками — временными сотоварищами хозяина гостиницы, который обычно отличался свободным обращением, привлекательной наружностью и добродушием. Под его покровительством вся компания объединялась, как бы разнохарактерны ни были ее участники, и редко случалось, чтобы, осушая» бочонок в шесть пинт, они не отбрасывали прочь всякую сдержанность, относясь друг к другу и к хозяину с непринужденностью старых знакомых.

Деревня Камнор, в трех или четырех милях от Оксфорда, на восемнадцатом году царствования королевы Елизаветы славилась превосходной гостиницей в старом вкусе, где хозяйничал или, скорее, властвовал, Джайлс Гозлинг, человек приятной наружности, с несколько округленным брюшком. Ему было уже за пятьдесят, в счетах своих он был скромен, в платежах исправен и был обладателем погреба с отличными винами, острого языка и хорошенькой дочки. Со времен старого Гарри Бэйли из харчевни Табард в Саутуорке никто еще не превзошел Джайлса Гозлинга в умении угождать любым гостям. И столь велика была его слава, что побывать в Камноре и не осушить кубок вина в славном «Черном медведе» — значило бы остаться совершенно равнодушным к своей репутации путешественника. Это было равносильно тому, как если бы деревенский парень побывал в Лондоне и вернулся оттуда, не повидав ее величество королеву. Жители Камнора гордились своим хозяином гостиницы, а хозяин был горд своим домом, своим вином, своей дочкой и самим собой.

Во дворе такой гостиницы, именовавшей этого честного человека своим хозяином, и спешился однажды поздно вечером некий путешественник. Он вручил конюху свою лошадь, видимо проделавшую долгий путь, и задал несколько вопросов, вызвавших нижеследующий диалог между служителями славного «Черного медведя»:

— Эй, буфетчик Джон!

— Я тут как тут, конюх Уил, — ответил человек со втулкой, появившись в широкой куртке, холщовых штанах и зеленом переднике из двери, ведущей, по-видимому, в наружный погреб.

— Вот джентльмен спрашивает, есть ли у тебя добрый эль, — продолжал конюх.

— Пропади я пропадом, если нет, — ответствовал буфетчик. — Ведь между нами и Оксфордом всего четыре мили. Ей-ей, если бы мой эль не шарахал по головам студентов, они разом шарахнули бы меня по башке оловянной кружкой.

— Это называется у вас оксфордской логикой? — спросил незнакомец, который уже бросил поводья и подходил к двери гостиницы, где его встретили весьма объемистые очертания фигуры самого Джайлса Гозлинга.

— Вы толкуете о логике, господин гость? — сказал хозяин. — Ну что ж, тогда отсюда следует прямой вывод:

Дай торбу коню,

Мне — вина, и к огню!

— Аминь! Говорю это от чистого сердца, добрейший хозяин, — ответил незнакомец. — Давай-ка сюда кварту своего лучшего Канарского вина и любезно помоги мне его распить.

— Ну, сэр путешественнике вами и впрямь что-то приключилось, ежели вы призываете на помощь хозяина, чтобы расхлебать кварту хереса. Вот будь это целый галлон, вам, пожалуй, понадобилась бы моя помощь, и при этом вы могли бы все-таки считать себя изрядным пьянчугой,

— Не бойся за меня, — возразил гость. — Я выполню свой долг, как оно и подобает человеку, очутившемуся в пяти милях от Оксфорда. Ибо я вернулся с полей Марса совсем не для того, чтобы уронить свое достоинство в глазах последователей Минервы.

Пока он это говорил, хозяин с видом сердечного радушия провел гостя в большую низкую комнату, где несколько человек сидели, разбившись на небольшие группы, — одни пили, другие играли в карты, третьи беседовали между собой, а остальные, кому дела предписывали на следующее утро встать пораньше, уже заканчивали свой ужин и советовались с управителем о том, как им лучше разместиться на ночлег.

Прибытие незнакомца привлекло к нему, как всегда это бывает, всеобщее и довольно небрежное внимание, из коего воспоследовали такие выводы. Гость был один из тех, кто, будучи статными и не столь уж уродливыми, тем не менее так далеки от подлинной красоты, что то ли из-за выражения лица, или тона голоса; или походки и манер, в общем, не вызывают особого желания находиться в их обществе. Говорил незнакомец смело, но не очень откровенно, и казалось, что он настойчиво и как можно скорее хочет добиться какой-то степени внимания и уважения, и боится, что ему откажут в ней, если он немедленно не докажет своих прав на нее. Одет он был в дорожный плащ, из-под которого виднелась красивая короткая куртка с кружевами, стянутая кожаным поясом, за который были заткнуты меч и пара пистолетов.

— Вы захватили в дорогу, сэр, все необходимое, — сказал хозяин, поглядывая на оружие. Он поставил на стол слегка подогретое испанское белое сухое вино, заказанное путешественником.

— Да, хозяин. Я убедился в полезности этих предметов, когда мне угрожала опасность. Я не расстаюсь, как ваши современные вельможи, со своей свитой в ту минуту, когда она мне уже не нужна.

— Ах, вот оно что, сэр! — заметил Джайлс Гозлинг. — Вы, стало быть, из Нидерландов, из страны пик и мушкетов?

— Я был наверху и внизу, друг мой, на всех просторах и широтах, далеко и близко. Но я подымаю за твое здоровье стакан твоего винца. Налей-ка и себе стаканчик за мое здоровье, и если оно не достигает превосходной степени, все-таки выпей то, что изготовил сам.

— Не достигает превосходной степени? — воскликнул Джайлс Гозлинг, опустошая стакан и причмокивая губами с невыразимым удовольствием. — Я не знаю ничего более превосходного, и, сколько мне известно, такого вина нет даже и в Вэнтри, в «Трех журавлях». Но если вы найдете лучшее вино в Хересе или на Канарских островах, пусть никогда в жизни я не прикоснусь больше ни к кружке, ни к денежке. Вот, гляньте-ка на свет, и вы увидите, как маленькие пылинки пляшут в золотистой влаге, как в солнечном луче. Но лучше наливать вино десятерым мужикам, чем одному путешественнику. А что, разве вино вашей милости не по вкусу?

— Винцо недурное, хозяин, да и приятное. Но ежели хочешь знать, что такое настоящее вино, так пей его там, где растет виноград. Поверь, что испанцы слишком умны, чтобы посылать сюда самые душистые лозы. Да и это, которое ты считаешь высшим букетом, где-нибудь в Ла-Корунье или в порту святой Марии расценивалось, поди, просто как стакан дерьма. Изволь-ка поездить, хозяин, по белу свету, и тогда познаешь глубокие тайны бочек и кружек.