Улыбка гусара | Страница: 72

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Голову оторву и буду по утрам вместо мячика использовать, в стену кидать. Тушка как пуфик для ног сгодится, руки-ноги с корнем выдерну! — заметил я, разглядывая испохабленную картину.

— Опоздал, дорогой граф, — обворожительно промурлыкала Элен. — Он уже давненько помер в полностью спятившем состоянии. Говорят, что последний десяток лет его вообще никто не видел, кроме жены.

— Жаль…

— Зато я знаю, где его могилка расположена. Можешь череп использовать как пепельницу… если не сгнил, конечно.

— Да наверняка сгнил. Если мозги гнилые, то и кости не лучше, — отшутился я от не прельстившего предложения покопаться в могиле. Я же не хунган какой-нибудь, для которого кости — один из основных источников могущества. — Интересно, этот Дали мог только чужие картины поганить или как?

— А вот его личное творение! К тому же не одно.

Я посмотрел в указанном Элен направлении и увидел какого-то зверя, похожего на жирафа, который изволил подгорать на медленном огне, человека (вроде бы) с длинной шеей и что-то еще столь же непонятное… Нарисовано это было довольно примитивно, да и чувства, возникающие при взгляде на полотно были далеки от приличных. Странное сочетание брезгливости, отвращения и желания никогда не видеть такое «творчество». Нет, я не против фантасмагорий, скорее даже за, но тогда уж будьте любезны рисовать красиво. Увы. Подобного не наблюдалось.

Вот и мой любимый сюжет, пусть и этот офорт несколько испорчен чужим вмешательством… «Сон разума рождает чудовищ» — емкое и совершенно правдивое название. Спящий человек уронил голову на стол, а за его спиной возникает множество странных и просто чудовищных созданий. Аллегория, но ее смысл ясен всем, кто умеет хоть немного думать. Когда гаснет разум, или он просто подменяется чем-то иным, тогда на волю вырывается вся муть и гадость, таящиеся внутри человеческой души. Вот как здесь, в этом так называемом «музее».

— Красивый офорт, Гойя вообще был очень талантлив.

— Знаю, поэтому меня так и взбесило издевательство над его картинами. Но сон разума действительно породит чудовищ. Породит здесь и сейчас…

— А может подождешь минутку?

— Смысл?

— Ну как же, сюда экскурсия зашла, сейчас экскурсовод будет заливать, какие прелестные картины здесь представлены, а те будут радостно соглашаться.

— Тогда согласен, — радостно оскалился я. — Это выйдет еще более неплохо. Как думаешь, ма шери, ослиные мотивы для начала сойдут?

Почему бы и нет? — пожала плечами готесса.

* * *

Царство Осла — небольшая, но очень язвительная серия офортов Гойя, входящая в цикл Каприччиос. Люди в них исчезают, вернее отодвигаются на задний план, ну а на главное место выходит его величество Осел.

— Оживим осликов, Чума?

— Ага, они своим «И-а» внесут ноту разума в этот маразм, — хихикнул бесенок. — Щас я тут подготовлю…

Очередное воплощение у нас тут намечается, но на этот раз не совсем иллюзий. Опора больно уж специфическая — сами офорты (пусть даже копии) обладают определенной энергетикой. Искусство Мастеров вроде Гойя и само по себе таинственно-мистическое, а коли прибавить к нему магию вампиров… Получится что угодно, но не банальщина.

Хм, вот экскурсия приблизилась к первому ослиному офорту… Ослиная школа, где осел-учитель раскрывает перед учениками книгу с одной лишь буквой «А», зато в очень больших количествах, но те внимают ему со всей серьезностью.

— Обратите внимание на этот шедевр великого сюрреалиста Сальвадора Дали, — заводит песню экскурсовод — весьма немолодая женщина с каким — то вытянутым, словно лошадиным лицом и чересчур сухощавой фигурой…

— Всего несколько штрихов и вместо обычного рисунка Гойи мы видим истинное произведение искусства. Видна рука великого художника, способного с легкостью создать из ничего все.

— До чего же они похожи на тех, кто изображен там, — невольно ахнула Элен. — Вот так игра случая!

И верно… Важный, раздувшийся от собственной значимости до кончиков длинных ушей учитель в ночном колпаке и с опухшей от сна мордой так похож на полупочтенного экскурсовода. Ну а восхищающиеся несколькими экскурсанты — не есть ли они живое воплощение тех ослят, что из всей грамоты знают лишь букву «А», кою и тянут на разные лады? Кто умнее — ученик или учитель, экскурсовод или те люди, что искренне восхищаются тем, что является не более чем насмешкой над искусством? Умнее, глупее, но нет никаких сомнений, что сложно обнаружить более важную и глубокомысленную особу.

— Также советую… И-а! — внезапно из её голоса вырвался трубный рев… Так. Чума похоже уже начал… Надо позаботиться чтобы нас с Элен не задело. Я торопливо накинул защитное заклинание. — …манеру кисти. — как ни в чем не бывало продолжила экскурсовод.

Осел на офорте повернул голову, прислушиваясь к столь родным и знакомым звукам. Рождение если и не чудовища (до этого длинноухое творение Гойи ну никак не дотягивает), то уж гротескного искажения мира точно. Или не искажения, а всего лишь отражения существующего в истинном облике?

— Мне показалось, или осел оживает?

— Не показалось, ма шери. Сейчас тут начнется такое, от чего покойный Гойя немедленно схватился бы за кисть, начав творить очередную серию своих шедевров. Смотри и наслаждайся, билеты на такое действо нигде не продаются, а представление не повторяется.

Поверхность офорта пошла волнами, с него как накипь слетела пачкотня Дали и вот уже это не просто картина, а словно окно в иной мир, где торжествующее «И-а» бьет по ушам не хуже молота по наковальне. Меняется суть происходящего, метрика пространства, застывшая картина приобретает глубину, мерность, готова вот-вот выплеснуться наружу, в реальный мир.

Но рано, еще рано, если уж устраивать большую художественную выставку работ Гойя, то не стоит ограничиваться одним лишь офортом, лучше задействовать сразу несколько. Тогда и для зрителей (меня и Элен), и для участников поневоле впечатления будут на порядок более насыщенными и запоминающимися.

Мартышка, пишущая парадный портрет осла, вдруг злобно щелкает зубами и выпрыгивает наружу, мягко приземляясь на пол зала. Она осматривается и внезапно на морде появляется радостное выражение…

— Кажется, ей понравилось окружение!

— Да нет, — отвечаю я готессе. — Просто она понимает, что на общем фоне даже рисунок, вышедший из-под шаловливых лап мартышки, будет смотреться вполне прилично.

Но такой пассаж не мог остаться незамеченным. Все таки музей, а не цирк бродячих комедиантов… Вроде бы. Кто-то из посетителей указывает на обезьяну пальцем и глупо смеется, демонстрируя некоторое сходство с вышеупомянутым приматом… Мартышка возмущенно верещит, после чего взмахивает кистью, зажатой в лапе.

Капли краски летят во все стороны, причем некоторые из них попадают как раз на картины. Совы и вовсе странноватые создания из «Сна разума» прорвали пленку, разделяющие мир фантасмагорий от реальности и с мягким шелестом отливающих черным бархатом крыльев взмыли под потолок, закружившись в безумно-завораживающем танце. Демонические существа с других офортов вступили в зал более медленно и величаво, с ленцой оглядывая оцепеневших любителей абстракционизма. Они-то знали, что теперь это ИХ вотчина, а остальные здесь так, мимолетные гости на вечном празднике фантасмагорий.