– Лучшим подарком было бы для меня, – продолжал он, – если бы по окончании пира ты позволил отвести пленницу в тот чертог, где поселят меня и моего телохранителя. Я расспросил бы эту ничтожную о её народе и записал бы рассказ, дабы те, кому случится прочитать мою книгу, не сомневались: квар-итигулы воистину великие воины, раз уж они посрамляют столь сильных врагов…
Он чувствовал, как ползли по вискам предательские капельки пота, и только молился: пускай Элдаг припишет это жару огня, сытной пище и выпивке!… Боги Небесной Горы услышали его молитву – не зря, знать, духовные наставники древности советовали жаждущим возвышения уединяться в горах. Вождь Элдаг посмотрел сперва на него, потом на рослого телохранителя – и неожиданно расхохотался:
– Странными гостями благословляет меня Отец Небо! Взгляните, итигулы, на этих обитателей равнин! Вместо того, чтобы до рассвета наслаждаться объятиями наших красавиц, они предпочитают беседовать неизвестно о чём с безобразной, как жаба, шанской грязнухой, которая, того гляди, ещё родит своего ублюдка прямо им на руки!… Что ж, отдайте им эту раздувшуюся свинью, ибо велика радость в моём сердце, и желания гостей не должны встретить в нашем доме препоны. Но ты помни, высокоучёный аррант, – чтобы к рассвету никакой убыли в пленнице не приключилось! Припадай к её источнику сколько твоей душе угодно, только, чур, досуха его не исчерпай!…
Смешки, сопровождавшие шуточную речь вождя, при этих последних словах превратились в оглушительный хохот. Наверное, его было слышно даже снаружи, там, где над ледяной вершиной Харан Киира вновь трепетал одинокий огонёк зелёной звезды.
Спи, родной, сомкни ресницы,
Кончен грозный счёт.
Перевёрнуты страницы,
Дальше жизнь течёт.
Дремлют сумрачные ели
Вдоль пустых дорог.
Все мы что-то не успели
В отведённый срок.
Не отбросит больше радуг
Солнце на клинке.
Гор закатные громады
Гаснут вдалеке.
Мы проснёмся утром ясным
И продолжим путь.
Будет Зло уже не властно
Людям души гнуть.
Что-то мы с тобой свершили,
Что-то – не смогли…
Спи, родной, раскинув крылья,
На груди земли.
Выйдя наружу, Эврих немедленно задрал голову, придирчиво осматривая пещерный свод. Каменный купол действительно напоминал дно гигантской опрокинутой корзины: его покрывал сплошной плетень, красивый, крепкий и частый. Аррант поискал глазами дыру на месте выпавшего обломка, но не нашёл. Он только застонал про себя, когда молодые воины пригласили их с Волкодавом в самую глубину, и начал оглядываться по сторонам, силясь запомнить дорогу.
Итигулы редко занимались строительством. Постоянно воюющее племя не увеличивалось в числе, так что последние сто лет стены и крыши возводились разве что взамен рухнувших. Строили из обломков местного камня, скрепляя его извёсткой, замешенной на сыворотке и яйце. Самые же старинные жилища, заселённые ещё до Последней войны, были целиком вырублены в скалах, благо те охотно уступали резцу. Надо ли говорить, что такие дома считались наиболее почётными и подходящими для лучших людей, слишком именитых, чтобы ночевать под кровом общинного дома? Когда арранта и венна препроводили под назначенный для них кров, знакомый с обычаями итигулов сразу сказал бы – этих гостей принимали воистину по-царски. Ради того, чтобы они могли несколько ночей вкушать старинное гостеприимство, из жилища, высеченного в цельном утёсе, спешно перебралась к общему очагу семья старшего сына вождя.
– Двести лет ни один шан не переступал праотеческого порога! – сказал усатый итигул, втаскивая за связанные руки спотыкающуюся Раг. – Гордись, нечестивица, ради прихоти гостей ты изведала великую честь!
Шанка встала у стены, держась по возможности прямо и не позволяя себе хотя бы опереться о камень, завешенный толстым ковром. Лишь медленно обвела взглядом жильё, вытесанное, быть может, руками её собственных предков. Очаг в северном углу и потрескавшаяся от времени кожаная труба, сквозь которую в отверстие высоко на стене уходил дым. Деревянные сундуки, по крышкам которых были напоказ выложены тончайшие шерстяные ткани, слава итигульских мастериц, и с гордостью расставлены дорогие покупные предметы вроде сосуда от водяных часов, по неосведомлённости превращённого в кубок… Крюк для люльки, пухлые войлоки и ковры, укрывшие плоть скалы… и груды подушек, на которые Эврих – важный странствующий мудрец – сейчас же улёгся. Итигулы вышли наружу, продолжая на ходу отпускать шуточки о странных жителях равнин, коим милы раздутые бурдюки с дерьмом, по недоразумению схожие с женщинами. Волкодав закрыл за горцами дверь. Она, кстати, была из толстого дерева, укреплённого железными полосами. Такая дверь остановит и холод, и дикого зверя, и врага, рвущегося в жильё. И никакой нечисти не даст ходу вовнутрь. Хорошая дверь.
Эврих начал было подниматься с подушек, но Волкодав вскинул руку, и аррант замер на месте. Венн слушал удалявшиеся шаги. Эврих тоже прислушался, но ничего не различил, кроме тяжёлого дыхания Раг. Были вещи, в которых с Волкодавом ему не равняться. Он это понял давно.
– Ушли, – сказал наконец венн.
Эврих подхватился с уютного ложа, словно оно его жгло:
– Стража есть?…
– Нету никакой стражи. И замка нет… – проворчал Волкодав и обернулся к женщине: – Приляг, госпожа… Больше никто не обидит.
Раг до того не ждала ничего подобного, что сначала просто не услышала этих слов. А может, и услышала, но не поняла. Она попыталась ударить Эвриха, когда тот стал распутывать верёвку у неё на руках.
– Успокойся, госпожа, мы тебе не враги, – терпеливо повторил аррант и под локти усадил женщину туда, где только что возлежал сам. – Ты немного отдохнёшь, и мы вместе подумаем, как нам отсюда выбраться…
Волкодав принёс Раг меховое одеяло, потом подвесил над очагом маленький котелок. Шанка не стала сопротивляться, когда Эврих снова взял её руки и начал бережно растирать синие борозды на запястьях. Она пристально, испытующе смотрела на двоих мужчин, неизвестно с чего вздумавших о ней позаботиться. Она не спешила поверить, что ей предлагают спасение и что это спасение в самом деле возможно. Не иначе, проклятые кворры выдумали ещё способ сломить её дух. Или их гости настолько глупы, что вправду решились пойти против воли хозяев?… Когда Волкодав принёс горячую чашку, пахнувшую пряным листом, Раг смогла сама взять её и поднести ко рту.
– Вы добрые люди, чужеземцы, но неразумные, – неожиданно проговорила она. Голос у неё оказался низким, с заметной хрипотцой. – Дайте мне нож, потом вы скажете им, что я украла его. Вы гости, вас за это, может, прогонят, но убить не убьют…
Эврих ободряюще улыбнулся:
– Не хорони себя раньше времени, почтенная. Себя и своё дитя. Скоро все итигулы напьются, и мы попробуем убежать…