Эврих смотрел то на одних, то на других… на мрачно насупившихся вождей… и видел, что они с Волкодавом больше ничего не могли сделать. Жертва, которую они предложили, думая отвести два племени от бессмысленной распри, осталась невостребованной и, похоже, успела забыться. И даже Мать Сигина, каждому посмотревшая в душу, не сумела погасить в этих душах чёрный огонь. Остановит ли материнский укор беспощадного воина, способного не сходя с места перечислить десять родственников, убитых или замученных теми, с кем его хотят помирить?…
Он сказал себе, что сейчас неминуемо начнётся резня, и вдруг увидел Йарру. Кондарский сирота как-то робко, бочком протиснулся мимо Элдага – вождь даже не остановил его, не поняв намерения приёмного сына, – и неожиданно пошёл через луг туда, где угрюмо, закрыв спинами свои семьи, стояли шанские воины. Золотистый отлив кожи делал его бледнолицым среди тёмно-медных соплеменников, но нынче Йарра был действительно бледен чуть не до зелени. Правда, чем дальше он уходил, тем больше расправлялись его плечи и уверенней становилась походка. Так идут за смертью или за славой, которой нипочём смерть. А у ноги юного горца вышагивал молодой утавегу – ещё не взрослый пёс, но уже не щенок, – верный спутник, обретённый позавчера, на священном пиру, связавшем их жизни. Время от времени Йарра касался ладонью белого щетинистого загривка, и пёс поднимал голову, готовый к послушанию и защите.
Теперь на них смотрели уже все. Эврих заметил – мальчишка шёл прямо к Раг, стоявшей за плечом мужа. И вот наконец приблизился. И остановился.
– Госпожа Раг!… – звонко прозвучал его голос. Итигулы знали множество способов оживить надорванные связки, и Йарра почти не хрипел. – Госпожа Раг, ты, верно, не позабыла, как в деревню, ныне исчезнувшую с лика гор, привели пленницу. И как Йарра, сын Йарана Ящерицы, называемый сегодня младшим сыном вождя, был среди тех, кто плясал кругом пленницы и смеялся, подбирая для неё казнь!…
Женщина ответила не сразу. Некоторое время она пристально, испытующе смотрела ему в глаза. Потом что-то шепнула насторожённо замершему мужу, и тот отодвинулся на шаг в сторону, пропуская её. Раг вышла вперёд, держа на руках спелёнутую дочь.
– Я помню, – негромко, глуховато проговорила она в ответ.
Йарра, побледнев ещё больше, церемонно расстегнул на себе пояс и стащил курточку, а потом и рубашку – ту самую, старенькую, сшитую матерью, – и остался обнажённым по пояс. Люди, хорошо знавшие обычаи итигулов, поняли, что было у него на уме. И действительно, Йарра вытянул из ножен охотничий нож (ибо кинжала у него, не пролившего вражеской крови, ещё не было) и бестрепетно прочертил по голой груди три глубокие поперечные полосы, немедля обросшие густой бахромой алых потёков. Йарра приложил к ним левую руку, хорошенько размазал… и протянул женщине окровавленную ладонь:
– Госпожа Раг!… Не моя заслуга в том, что ты осталась жива и дала рождение той, что толкалась у тебя во чреве, когда твои руки привязывали к цепям. Отцу Небо было угодно прислать тебе на помощь других людей, гораздо смелее и благородней меня. Госпожа Раг! Чтобы такого больше не случалось между нашими племенами…
Горло всё-таки подвело его – голос сорвался, но Йарра мотнул головой и упрямо докончил:
– Чтобы такого больше не случалось между нашими племенами, я прошу тебя, госпожа, позволь мне быть женихом и хранителем твоей маленькой дочери и любовно оберегать её, пока она не войдёт в возраст замужества и не станет мне женой перед Отцом Небо и пращурами, ликующими над вершиной священного Харан Киира!…
С его ладони обильно капала кровь. Чем глубже борозды на груди, тем, по мнению итигулов, искренней были намерения.
Довольно долго Раг не двигалась с места и не произносила ни слова. Потом медленно, очень медленно развернула пелёнки, выпростала крохотную ручонку, разжала стиснутый кулачок и приложила ладошку спящей дочери к протянутой навстречу руке Йарры, словно ставя печать.
С младенческого крика
До самого «прости»
Таинственную книгу
Слагаем по пути.
Теснятся чьи-то лица
За каждою строкой…
Мы чёркаем страницы
Бестрепетной рукой.
Мы веселы и правы,
Мы скачем напрямик…
Размашистые главы
Заносятся в дневник.
А если и помаркой
Испорчена строка -
Ни холодно ни жарко
Нам с этого пока.
Успеем возвратиться,
Попридержать коней…
Подумаешь, страница!
Их много в книге дней.
Что гоже, что негоже
И кто кому должник?
Когда-нибудь попозже
Исправим черновик…
…Но поздно, милый, поздно.
Не отыскать мостов.
И делается грозным
Шуршание листов.
Обиженные люди,
Забытые долги…
Поправлено не будет
В минувшем ни строки.
Кому мы, обещая,
Солгали без стыда,
Уходят не прощаясь,
Уходят навсегда.
Кого мы оттолкнули,
Кого мы подвели…
Корявых загогулин
Напрасно не скобли.
И наша повесть мчится
К финалу… А потом
Последняя страница
Покроет пухлый том.
И так же, запоздало
Стирая слёзы с глаз,
Как мы иных, бывало, -
Другие вспомнят нас.
– Всё же дело у них вряд ли скоро заладится, – рассуждал Эврих. – Так не бывает, чтобы после столетней грызни мирились в один день. Ты только подумай, ведь за каждым такой хвост крови, что представить-то страшно! На кого ни посмотри, каждый у кого-то либо отца убил, либо сына замучил… Разве такое прощают? А туда же, общую деревню строить собрались…
Ноги у арранта были длинные, а ослик под ним – малорослый, хотя и крепкий. Оттого сандалии Эвриха (которые он, спустившись с холодных гор, вновь торжественно надел вместо сапог и штанов) то и дело чиркали по слежавшейся пыли большака.
– Одна надежда, место там в самом деле особенное, – продолжал книгочей. – Я так полагаю, если бы не Мать Богов, они бы и нас с тобой, и друг дружку…
У него почему-то не поворачивался язык назвать Её тем именем, под которым они с Волкодавом знали Её в Нарлаке. Внезапно возникшая мысль заставила Эвриха воздеть руку в жесте красноречия и повернуться к Волкодаву, размеренно шагавшему рядом:
– Вот тебе, друг мой, и ещё вопрос, которым вотще задаются увенчанные истинной мудростью. Почему, скажите на милость, величайшие откровения и чудеса бывают явлены не в святилищах учёности и не тем, кто кладёт жизнь на их постижение? Почему Создавшие Нас предпочитают беседовать с дикими племенами, вряд ли способными осмыслить весть, им ниспосланную?…