Вкус любви | Страница: 41

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Он никогда не говорил ничего иного. Он мог думать об этом, но вслух никогда не говорил.

— Вы пытаетесь убедить меня или себя?

Неожиданно ее глаза наполнились слезами, их темные глубины затопила боль, и он почувствовал себя совершенным ублюдком из-за того, что заставил ее страдать. Он не хотел этого. Все, чего он хотел, — это понять, что происходит сейчас в ее голове. Он хотел понять, почему она уехала, не сказав ему ни слова, почему так категорично не желала возвращаться.

— Мне нужно идти. — Она повернулась к дому.

Он скорее оставил бы ее тогда в магазине, чем позволил бы уйти сейчас. Его рука опустилась ей на плечо.

— Подожди. Я не понимаю, малышка. Я не собирался причинить тебе боль своим вопросом.

— Не зовите меня малышкой, — сказала она сдавленным голосом, не поворачиваясь к нему.

Он сам не понял, что сказал. Это очень шло ей. Такая маленькая. Такая ранимая, чего другие, вероятно, не замечали.

— Это вам подходит.

Она замотала головой, ее длинные волосы заметались из стороны в сторону.

Обняв ее за плечо свободной рукой, он стал поворачивать ее к себе. Он не знал, что собирается делать. Утешить ее, может быть, но как только она оказалась перед ним, мысль утешить ее приняла очень интимный смысл.

Он обхватил ее руками, сцепив их у нее под грудью, и уткнулся носом в ее розовое ушко. Он не мог ничего с собой поделать. Касаться ее казалось одновременно и естественным, и правильным.

Ей было больно, а он желал помочь ей.

— Я не хочу, чтобы ты страдала, Аманда. Скажи мне, что я могу сделать, чтобы избавить тебя от этой боли.

В его руках она была совершенно неподвижна. Он даже не чувствовал, как она дышит.

— Аманда?

— Вы хотите меня не больше, чем он. — В ее словах прозвучала такая мука, что он вздрогнул.

Он не обратил внимания на ее нелепое утверждение, что он не хочет ее. Если она спиной не чувствовала нарастающую эрекцию, он не собирается указывать ей на это и пугать ее до полусмерти.

Но другая часть ее слов заинтриговала его.

— Кто не хотел тебя?

— Ланс.

— Бывший муж? — догадался он.

Она кивнула, и ее ухо коснулось его губ, заставив их затрепетать. Она конвульсивно содрогнулась.

— Ты плачешь? — Он не знал, что делать с плачущей женщиной, но почему-то не мог оставить Аманду наедине с ее страданием, какова бы ни была причина.

— Нет. — Прерывистый голос уличил ее во лжи, но Саймон не винил ее за это.

— Расскажи мне о Лансе, — попросил он.

— Я уже говорила, — воинственно ответила она. — Он не хотел меня.

Глава 11

— Но он был твоим мужем.

— Да.

Саймону была ненавистна даже мысль о том, что какой-то другой мужчина заявлял права на эту женщину.

Аманда прерывисто вздохнула.

— И он делал все, что было в его власти, чтобы сделать меня такой, которую он мог бы желать. Не получилось.

Какой идиот-евнух мог хотеть изменить ее? Она была сексуальна, красива и совершенна именно такая, как есть.

— Что? Он что, был голубым?

Она с горечью рассмеялась.

— Нет. Он просто не мог заставить себя заниматься любовью с женщиной, настолько не соответствующей его требованиям.

— И ты верила в эту ерунду? Что ты не отвечаешь требованиям как женщина? — Он знал, что его слова звучат злобно.

Он и был зол. Даже в ярости. Если бы Ланс оказался поблизости, он уже был бы избит и истекал кровью. Хотя эта картина и принесла Саймону некоторое удовлетворение, он знал, что это никак не поможет смягчить ту боль, которую сейчас испытывала Аманда. И он не знал, что могло бы.

Она вырвалась из его рук и повернулась к нему с диким выражением лица.

— Да, я верила ему! А почему нет? Ты ведь тоже меня не хочешь! Ты ясно дал мне это понять.

— Когда я дал тебе это понять? — Он сказал ей, что хочет с ней секса. Она что, считает его лжецом?

— О, пожалуйста! Как будто ты не знаешь!

Ее саркастичные слова были последней каплей, и он рванулся вперед. Она отступила, но он поймал ее без всякого труда. Им придется как следует поработать над ее боевой техникой.

Он схватил ее за запястье, осторожно, чтобы не оставить синяков на бледной коже, но достаточно сильно, чтобы она не могла высвободиться, и потянул ее вперед. С грубостью, которая поразила его самого, он положил ее маленькую ладонь на огромное неопровержимое доказательство того, что она ошибается.

— Чувствуешь это? Я обычно не разгуливаю со свинцовой трубой в джинсах. Как ты думаешь, это говорит о том, как сильно я хочу тебя? — Он отпустил ее запястье, готовый получить пощечину за то, что сделал. Или еще хуже.

Она не дала ему пощечину и не пнула ногой, даже не накричала на него. И не отдернула руку. Вместо этого она прижала открытую ладонь к его пульсирующему естеству и неожиданно погладила. У него едва не подогнулись колени.

Она подняла полные слез глаза, в которых теперь светилось удивление.

— Ты говорил серьезно.

Он не мог справиться со своим голосом и поэтому кивнул, но все еще не понимал, почему она так потрясена.

Ее пальцы дрогнули, сжимая его, и глаза Саймона закрылись от наслаждения.

— Если ты не прекратишь, я возьму тебя прямо здесь, на глазах у Бога, Джейкоба и чаек.

Упоминание Бога и чаек подействовало на нее меньше, чем имя Джейкоба. Аманда заставила себя убрать руку с физического доказательства страсти Саймона.

Она ликовала, словно только что совершила лучшую в своей карьере сделку. Саймон хотел ее, и это было всерьез. На этот раз не могло быть никакой ошибки. Мужчина не может имитировать эрекцию или вызвать ее по команде. Ланс позаботился, чтобы она поняла это. Для эрекции мужчина должен быть возбужден, и Саймон был возбужден. Очень возбужден.

Ей хотелось прокричать осанну.

Он привлек ее к себе, чтобы она почувствовала всю жесткость его члена своим животом. Это было невероятно пьянящее ощущение, и она такого не испытывала никогда раньше, вот так стоять, прижавшись всем телом к мужчине, находящемуся в состоянии очевидного сексуального возбуждения.

Его руки крепко обняли ее.

— Ты так соблазнительна. Мне с трудом удавалось удержаться, чтобы не уложить тебя в свою постель и удерживать там три дня напролет.

При этой мысли ее охватило блаженство.

— Так почему же ты этого не сделал? — пролепетала она в его грудь, и никакие мысли о робости или излишней напористости не приходили ей в голову.