— Ответьте мне, — потребовал я.
И очень тихо, быстро и без тени лукавства, она проговорила:
— Monsieur, vous me faîtes mal; de grâce lâchez un peu ma main droite. [143]
И действительно, я вдруг обнаружил, что держу упомянутую «main droite» в безжалостных тисках. Я немедленно выполнил требование Фрэнсис и в третий раз спросил ее уже мягче:
— Фрэнсис, насколько хорошо вы ко мне относитесь?
— Mon maître, j'en ai beaucoup. [144]
— Фрэнсис, настолько ли, чтобы доверить себя мне в жены? Чтобы принять меня как своего супруга?
Сердце во мне бешено колотилось. Я видел, как пурпурный свет любви разливается по ее щекам, лбу и шее, мне хотелось заглянуть в глаза Фрэнсис, но они скрылись под опущенными ресницами.
— Monsieur, — прозвучал наконец нежный ее голос. — Monsieur désire savoir si je consens… enfin, si je veux me marier avec lui? [145]
— Совершенно верно.
— Monsieur sera-t-il aussi bon mari qu'il a été bon maître? [146]
— Я постараюсь, Фрэнсис.
Она помолчала; потом с несколько иной интонацией, возбудившей во мне радостный трепет, и с улыбкой à la fois fin et timide, [147] что в совершенстве дополняла ее голос, Фрэнсис произнесла:
— C'est à dire, Monsieur sera toujours un peu entêté, exigeant, volontaire… [148]
— Я разве был таким, Фрэнсис?
— Mais oui, vous le savez bien. [149]
— А было что-нибудь кроме этого?
— Mais oui, vous avez été Mon Meilleur Ami. [150]
— А вы, Фрэнсис, по отношению ко мне?
— Votre dévouée élève, qui vous aime de tout son cœur. [151]
— И ученица моя согласна пройти со мною рядом всю жизнь? Отвечайте по-английски, Фрэнсис.
Несколько мгновений она думала, как ответить, и наконец медленно проговорила:
— При вас я всегда чувствовала себя счастливой. Мне приятно слышать ваш голос, видеть вас, находиться рядом; я уверена, вы очень хороший и самый лучший; я знаю, вы суровы к тем, кто ленив и легкомыслен, но неизменно добры к ученикам внимательным и трудолюбивым, даже если они и не блещут умом. Учитель, я буду очень рада всегда быть с вами. — И она сделала легкое движение, будто хотела прильнуть ко мне, но, сдержавшись, лишь добавила с большей пылкостью: — Учитель, я согласна пройти рядом с вами всю жизнь.
— Замечательно, Фрэнсис.
Я привлек ее к груди и запечатлел первый поцелуй на ее устах, скрепив таким образом наше соглашение. Потом и она и я сидели безмолвно — и безмолвие наше не было кратким. Не знаю, о чем думала в это время Фрэнсис, я и не пытался это угадать; я не изучал выражение ее лица и ничем другим не нарушал ее покоя. Я ощущал в себе счастье и умиротворенность и надеялся, что и она чувствует то же; я все так же придерживал ее рукой, но объятие это было мягким и нежным, поскольку никакого сопротивления уже ему не препятствовало. Я неотрывно глядел на рыжевато-красное пламя, и сердце мое, переполненное любовью, обнаруживало в себе все новые, неизмеримые глубины.
— Monsieur, — произнесла наконец еле слышно молчаливая моя подруга, которая, словно не веря своему счастью, замерла, как перепуганная мышка. Даже обратившись ко мне, она лишь чуточку приподняла голову.
— Да, Фрэнсис?
Мне нравилась такая немногословная беседа — я не из тех, кто пускает в ход бесчисленные любовные эпитеты и назойливые знаки внимания.
— Monsieur est raisonnable, n'est-ce pas? [152]
— Да, особенно когда об этом меня просят по-английски. Но почему ты спросила? По-моему, я веду себя ненавязчиво и без излишней горячности. Или я недостаточно спокоен?
— Се n'est pas cela, [153] — начала Фрэнсис.
— По-английски! — напомнил я.
— Хорошо; я хотела только сказать, что мне было бы желательно по-прежнему работать учительницей. Вы ведь не оставите преподавание, Monsieur?
— О, разумеется! Это единственный для меня источник доходов.
— Bon! Хорошо. Значит, у нас с вами будет одна профессия. Мне это нравится. И я буду стремиться к успеху с таким же необузданным рвением, как и вы.
— Ты б хотела быть от меня независимой?
— Да, Monsieur; как бы то ни было, я не хочу быть вам обузой.
— Но, Фрэнсис, я еще ничего тебе не рассказал о своих планах. Я ушел от Пеле и после месяца поисков получил другую должность с жалованьем в три тысячи франков в год, которое без труда могу удвоить за счет частных занятий. Так что, сама видишь, тебе совсем ни к чему изнурять себя уроками — на шесть тысяч франков мы с тобой можем неплохо прожить.
Есть нечто льстящее самолюбию мужчины, нечто приятно волнующее его гордость в том, чтобы стать для любимой женщины бережным хранителем и опекуном, чтобы кормить, и одевать ее, и обеспечивать всем, как Господь Бог — цветы долин. И, видя, что Фрэнсис обдумывает мною сказанное, я поспешил продолжить, чтобы направить ее решение в желательную сторону:
— Жизнь твоя была очень нелегкой и полной трудов, Фрэнсис, тебе необходим отдых. Твои тысяча двести франков — не Бог весть какая прибавка к нашему доходу, а чтобы их заработать, надо стольким пожертвовать! Оставь свою работу; я буду счастлив устроить тебе отдых — позволь мне это сделать.
Не уверен, отнеслась ли с должным вниманием Фрэнсис к моим пылким увещеваниям. Она только вздохнула и произнесла: