Кнесинка смотрела и смотрела, ослабнув на непослушных ногах и чувствуя, что умирает с ним вместе. Жить дальше было незачем. Ради чего, ради кого, если…

– Госпожа! – окликнул её Лихослав.

Кнесинка с трудом и не сразу оторвала взгляд от безжизненного тела, распластанного внизу за Препоной на красных от крови камнях. Потом всё же посмотрела туда, куда указывала вытянутая рука Лихослава.

Из-за чёрной скалы, беспощадно молотя конскими копытами невысокую жилистую травку, летели всадники. Десяток за десятком, молча, стремительно, неудержимо. Горным льдом горели на солнце ничем не прикрытые брони и наконечники копий, приготовленных к бою. И первым, далеко обогнав остальных, на золотистом шо-ситайнском жеребце мчался предводитель. И было похоже, что тому, кто хоть чуть дорожил своей жизнью, лучше было не становиться у него на пути.

Вот почему таким дурным голосом взвыл разбойничий рог, вот от кого уносило ноги воинство в берестяных личинах.

Последние всадники кунса Винитара ещё огибали скалу, когда с противоположной стороны, из-за Спящей Змеи, появились витязи Лучезара. Они гнали перед собой сколько-то конных разбойников. Часть велиморцев немедленно отделилась от остальных и всё тем же бешеным скоком пошла им навстречу. И когда грабители завертелись, не зная, в какую сторону спасаться, длинные копья велиморцев согласно легли плашмя для таранного, невиданного в Галираде удара. Ещё миг – и столкнулись. Было видно, как падали кони, как всадников вынимало из сёдел и проносило над землёй корчащихся, пронзённых насквозь. И только потом долетел глухой грохот столкновения и страшные крики людей. Людей, успевавших умереть, пока долгое эхо их последнего вопля ещё гуляло меж скал. Лучезаровичи вовсю работали мечами, добивая тех, кто поспел увернуться от копий.

Остальные велиморцы, возглавляемые вождём, перестроились и по-прежнему молча, без боевого клича и труб, широким серпом понеслись на разбойников, выбравшихся из нагромождения скал. Те частью успели сесть в сёдла, частью не успели. Но это ничего не изменило. От разящего серпа не ушёл ни пеший, ни конный. Половину, не меньше, смело первым же свирепым ударом. Стих жуткий треск ломающихся двухвершковых оскепищ, и в ход пошли мечи. Велиморцы неотвратимо теснили разбойников, явно намереваясь прижать их к отвесной каменной круче и истребить без остатка. Люди Жадобы отбивались что было сил, но участь их была решена. Те из велиморцев, кому не хватило места в передних рядах, останавливали выученных коней, забирались им на крупы и вытаскивали из налучей луки, стреляя через головы товарищей. Разбойники один за другим вываливались из сёдел, и тех, кто падал ещё живым, насмерть затаптывали в толчее.

Молодой предводитель почти сразу отбросил щит и бился в-обе-ручь, рубя и расшвыривая врагов. Сеча вокруг него кипела вдвое ожесточённей, чем в других местах. Золотой жеребец бил копытами и люто кусался. Грудь и бока его оплетала стальная кольчуга. С горы было хорошо видно, как Винитар схлестнулся с рослым всадником на крупном молочно-белом коне. Оружие и одежда у этого человека были заметно богаче, чем у остальных, но сражался он довольно неловко, особенно для главаря. Так, словно не вполне доверял попорченной когда-то правой руке. Винитар легко отбил его меч, между тем как злой Санайгау рванул соперника зубами за плечо. Белый конь отчаянно заржал и рванулся, силясь проложить себе путь в тесноте. Это ему удалось, и лошади почти разминулись, когда Винитар всем телом развернулся в седле, ложась на круп жеребца, и знаменитый разбойник перестал быть. То, что потащил дальше обезумевший конь, уже не было не то что Жадобой – даже и просто человеческим телом. Запутавшись в стременах расшитыми сапогами, по разные стороны седла свисали два куска бесформенной плоти.

Кое-кто из его людей с отчаяния попытался уйти по каменному откосу. Им дали проползти несколько саженей, после чего сняли считанными стрелами. Велиморцы не давали пощады. Шайка, пять лет грабившая на лесных дорогах, погибала под стеной Ограждающих гор. Вся целиком. Лучезаровичи тоже хотели участвовать в разгроме, но воины кунса Винитара в помощниках не нуждались.

Беглецы и проводник следили за ходом сражения, стоя на горной тропе примерно в полутора верстах от дерущихся. Когда стало ясно, чем кончится дело, Лихослав обратился к горцу. Телохранитель не знал языка и попросту указал пальцем на кнесинку, потом вниз. В ответ на его вопросительный взгляд ичендар отрицательно помотал головой и ткнул рукой вверх и вперёд. Знатная гостья и её спутники должны были сперва предстать перед вождём.

Лихослав осторожно тронул за плечо кнесинку, обессиленно привалившуюся к камню:

– Пойдём, госпожа.

Она посмотрела на него отсутствующими глазами и попыталась шагнуть, но не смогла и начала оседать наземь. Лихослав поднял её, устроил поудобнее на руках и бережно понес вверх по горной тропе.

Явился однажды Комгалу в ночном сновиденье

Могучий и грозный, украшенный мудростью Бог.

«Иди, – он сказал, – и убей Сигомала в сраженье.

Давно ожидает его мой небесный чертог!»

Свела их назавтра друг с другом судьба боевая,

И видит Комгал, что достойней соперника нет;

Людей, Сигомалу подобных, немного бывает:

В одном поколенье второй не родится на свет.

Рубились герои… Комгал, поскользнувшись, на землю

Коленом припал… Вот сейчас голова полетит!

Сказал Сигомал: «Я победы такой не приемлю!»

И подал ему, наклонившись, оброненный щит.

И надо б разить, исполняя небесную волю!..

Но в самый решительный миг задрожала рука:

Комгал поклонился герою средь бранного поля

И прочь отступил, покорён благородством врага.

Бог Воинов грозный явился ничтожному Дагу

И тоже убить Сигомала ему повелел:

«Хоть раз прояви, малодушный, мужскую отвагу!

Давно ожидает его мой надзвёздный предел!»

Не смея ослушаться, Даг устремился в дорогу

И выследил воина – тот был с любимой вдвоём.

И пал Сигомал на ступени родного порога,

Рукою трусливой сражён, вероломным копьём.

Что ж дальше? А вот что. В небесном чертоге пируют

Комгал с Сигомалом, и пенистый мёд не горчит.

А трус и предатель – досталась награда холую! —

Скорбит за оградой, в сырой и холодной ночи…

14. Кровный враг

Пещера. Дымный чад факелов. Крылатые тени, мечущиеся под потолком…