Book.

Волкодав почесал сквозь повязку бедро, глубоко вспоротое стрелой, и сказал вельхинке:

– Госпоже без меня здесь будет легче, чем со мной.

Сероглазая предводительница открыла было рот допытаться, что да почему… но посмотрела на Волкодава, передумала и отступилась.

* * *

Настал день отъезда…

Всё имущество, нажитое Волкодавом, по-прежнему умещалось в полупустом заплечном мешке. И по-прежнему на дне старенького залатанного мешка хранилось сокровище: молот, чья дубовая рукоять помнила руку его отца, кузнеца Межамира. Когда возле Препоны Волкодав бросился в бой, обещавший стать для него последним, он едва не упокоил отцовский молот на дне пропасти. Чем снова достаться злым людям, лучше бы послужил Неспящим-в-Недрах в Их кузнице. Теперь венн был благодарен то ли случаю, то ли неведомой силе, удержавшей его.

Правая рука Волкодава, сломанная выше локтя, ещё лежала в лубке. Заживать она никак не хотела и болела нещадно. Он пристегнул меч за спину, устроив его так, чтобы доставать левой рукой. Он, правда, был не уверен, что в случае чего сумеет как следует размахнуться. Сил едва хватало гулять вдоль крепостных стен. Что ж, до Галирада ещё было время…

Волкодав снял с деревянного крючка плащ и повесил его через плечо. Кажется, совсем недавно серый замшевый плащ был новеньким, красивым и чистым. Волкодав отлично помнил, как поначалу старался даже не класть его наземь. Боялся запачкать. С тех пор благородную серую замшу успели попятнать брызги грязи, искры дорожных костров, потёки дождя… и кровь, конечно. Мастеровые, жившие в крепости, на совесть вычистили плащ, но большая часть пятен оказалась неистребимой.

– Ничего не забыл? – спросила Эртан и, нагнувшись, заглянула под обе лавки. Волкодав смотрел на её гибкую, сильную спину, перехваченную в талии широким поясом с блестящими бляхами. Какое удовольствие просто смотреть, как двигается красивый живой человек, и в особенности женщина.

– Пошли! – сказала Эртан.

* * *

Серко и Снежинка стояли в одной из крепостных конюшен вместе с другими лошадьми. Белая кобылица очень скучала по хозяйке и всегда тянулась навстречу Волкодаву, надеясь, что следом за ним придёт и кнесинка. Но кнесинка всё не появлялась. А теперь Снежинке предстояло распроститься и с Волкодавом, и с серым приятелем-конём, с которым она бежала бок о бок от самого Галирада. Ничего! На красавицу кобылицу уже засматривался широкогрудый золотой Санайгау. Засматривался, ржал ласково и призывно. Пустить их друг к другу – то-то славные получатся жеребятки…

Снежинка поняла, что с ней пришли попрощаться. Когда Волкодав поцеловал её в тёплый нос и хотел отойти, она ухватила его зубами за рукав и долго не отпускала.

Плоты лежали в затоне, готовые выбраться на стремнину и отправиться по течению вниз. Плоты были большущие, длиной чуть не в перестрел. На одном, самом просторном, уже были растянуты шатры и стояли дощатые амбары, уж верно, не пустые, – на этом плоту ехали с верховий торговцы. Галирадцам отвели два других, поменьше. Велиморская охрана разделилась натрое, чтобы, случись неладное, защитить все три плота, а галирадцев – ещё и друг от друга.

Дорога, нарочно проложенная из крепости, кончалась у самой воды, так что погрузку начали без промедления. Лошади фыркали и косились, пугливо приседая на задние ноги. Как ни добротно были спряжены брёвна, плоты казались им ненадёжными по сравнению с твёрдой землёй. Однако доверие к всадникам пересиливало, и кони один за другим вступали на широкие сходни.

– Я – Страж Северных Врат и не смею пренебречь возложенным на меня долгом, – во всеуслышание заявил Винитар, когда выезжали из крепости. – Вместо меня в Галирад поедет мой посланник, благородный Дунгорм. Он расскажет отцу моей невесты, что я по-прежнему остаюсь её женихом и не собираюсь слагать с себя обязательств, которые принял, намереваясь стать зятем достойного кнеса. Мною уже отправлен в Галирад голубь с посланием. Там рассказывается о прискорбном несчастье, постигшем невесту почти на пороге моего дома. Благородный Дунгорм также повезёт с собой подробное письмо, где со всей доступной мне точностью изложено происшедшее. Я надеюсь, это поможет государю Глузду установить полную истину, к чему он, несомненно, будет стремиться. Я также надеюсь, что вскоре смогу послать ему весть о счастливом возвращении его дочери и о той встрече, которую окажут госпоже кнесинке в моём доме.

Все видели, как Дунгорм, почтительно кланяясь, принял у него кожаный пенальчик с письмом. Наверняка это письмо заключало в себе чьи-то судьбы. Волкодав сразу подумал, не началась бы за ним охота по дороге домой. Потом решил, что не начнётся. Тех, кого Лучезар мог бы послать на эту охоту, под корень извели у Препоны. А действовать в открытую боярин вряд ли решится…

Дунгорм выбрал тот плот, на котором обосновались ратники, и там подняли его стяг. Винитар сам бросил в реку чёрного петуха, испрашивая для путешественников благополучной дороги. Плотогоны убрали сходни, отвязали канаты и налегли на прочные шесты, отводя тяжёлые плоты от берега прочь. У выхода из затона их подхватывало, увлекая с собой, мощное течение Гирлима. Плоты скрипели, покачивались, между брёвнами проникала вода. Серко, которого Волкодав непререкаемо заставил лежать, вздрагивал и жалобно косился на хозяина. Привычные рулевые слаженно поворачивали длинные вёсла, выводя плоты на стремнину. Мутный тёмный поток плескался и сдержанно рокотал, неудержимо стремясь вниз, к далёкому морю, деревья вдоль берегов стояли по колено в воде.

Неподвижные фигурки всадников некоторое время виднелись в отдалении, потом исчезли за поворотом реки.

Весёлый колдун тебе ворожил

До века не знать утрат.

Словца поперёк тебе не скажи,

А скажешь – будешь не рад.

Богатство и удаль – залог удач,

А ты и богат, и смел.

А под ноги кто-то попался – плачь!

Когда ты кого жалел?

Отвага мужчин, девичья краса,

Едва пожелал – твоя!

Но всё же нашла на камень коса:

Тебе повстречался я.

Тебе не поладить со мной добром,

Как водится меж людьми.

В гробу я видал твоё серебро,

А силой – поди сломи!

Не будет пощады или ничьей,

Не кликнешь наёмных слуг:

С тобой нас рассудит пара мечей

И Правда, что в силе рук.

Богатство и власть остались вовне:

Теперь отдувайся сам.

Кому из нас, тебе или мне,

Оставят жизнь Небеса?