Девчонки ожидали, что Электроник возмутится глупой шуткой, но тот промолчал. Даже Сергей не знал, как унять носителя буйного вируса – Макара. Вероятно, все они и впрямь больны.
– Пойдем отсюда! – Майя потянула Элечку за рукав. – Они дурака валяют!
Элечка не отрывала локтей от подоконника, еще раз оценивая обстановку.
– Что же вы, мальчишки? – прошептала она. – Что же ты, Эл?
Электроник не реагировал.
И тогда она окончательно убедилась, что Эл серьезно болен.
– Их надо выручать!
Она повернулась от окна, приказала себе:
– На старт!
– Эль-эль-элечка! – летел из распахнутого окна голос буйного Гусева.
Электроничка внезапно сорвалась с места и солнечным бликом скользнула по тенистой аллее. Девчонки остолбенели.
– Ты куда, Эля?
– Я… скоро… вернусь…
Три слова осталось от исчезнувшего капитана. Из кустов за всем происходящим внимательно наблюдали два светящихся зеленых глаза. Рэсси не вмешивался в происходящее. И его приятели из Васильков, притаившиеся рядом в траве, тоже ни разу не тявкнули. Надо сначала понять, что хотят эти странные люди.
Спасти Электроничку!
Электроничка вернулась с профессором Громовым через полтора часа: они приехали на такси из города, из научной лаборатории, до которой спортсменка добежала за двадцать минут. Хотя Элечка с дотошностью электронного репортера передала весь ход событий, профессор не мог определить, что за болезнь поразила Электроника, и он поторопился на помощь.
Девчонки, встретившие их у ворот, внесли еще большую сумятицу в предварительный диагноз:
– Ой, что они вытворяют…
На веранде Ростик и врач резались в шахматы. Они узнали знаменитого профессора, поздоровались.
– Я лечащий врач, – представился доктор.
– А я тренер, – мрачно изрек Ростик.
– Что с ними? – спросил Громов.
Оба выразительно пожали плечами. Потом доктор высказал свое предположение:
– Какой-то новый вирус. Вероятно, эговирус.
Громов направился к палате, но доктор преградил ему путь:
– Извините, профессор, это не по вашей специальности. – Он указал на объявление, где написано: «Карантин!» – К нам едет комиссия.
– Да задумайтесь, – рассердился Громов, – в этом злосчастном вирусе виноват один я! Вместо «эрго» телеграф отстучал «эго». Улавливаете разницу между этими понятиями – работой и самолюбием? Элементарная опечатка, а мальчишки вообразили незнамо что!
Стражи у двери переглянулись, но не отступили, будто их самих пригвоздило на месте слово «карантин».
– Сначала узнаем, профессор, – предложил доктор, – что скажет классическая медицина…
– Я робопсихолог. Кстати, среди больных, если я не ошибаюсь, находится и мой пациент. Позвольте пройти!
Громов широким жестом отстранил стражей и вошел в палату. За ним скользнули Электроничка и Рэсси, как представители робототехники.
Девчонки помчались к окнам.
В палате было мирно, но не тихо. Макар Гусев, развалившись в кресле, включив на полную мощность звук, смотрел по телевизору футбольный матч. Профессор уткнулся в географический атлас. Виктор Смирнов разглядывал в лупу уснувшую муху, а Чижиков-Рыжиков по его описаниям рисовал фломастерами ее части.
Электроник и Сыроежкин покоились на постелях в самых безмятежных позах, умиротворенные, удивительно похожие друг на друга.
Незадолго до появления Громова Сергей дотянулся до соседней кровати, ткнул Элека в железный бок:
«Послушай, Эл, ты не притворяешься? Ты в самом деле болен?» – «Да», – последовал лаконичный ответ. Тогда Сыроежкин решил разделить участь товарища, окунулся в глубокий сон.
Вошедших, казалось, никто не заметил, хотя они стояли посреди комнаты.
Но Вовка Корольков на мгновение поднял голову над атласом, который он изучал, и спросил Громова:
– Послушайте, любезный, вы не помните размера острова Робинзона?
– Не помню… любезный, – вежливо ответил Громов.
Вовка склонился над картой; он явно не узнал профессора.
– Го-ол! – затрубил Макар таким истошным басом, что
Громов чуть не выронил свою длинную трубку.
– Нельзя ли потише, молодой человек?
– Эй, старикан! – крикнул Гусев. – Брось ругаться, иди сюда. Фартовый гол.
– Черт знает что, – сказал сердито Громов, теряя самообладание. – Вы забываетесь, молодой человек!
Проблеск сознания мелькнул в глазах Макара и тут же исчез. Макар уставился в экран.
– Что с ними. Гель Иванович? – опросила Элечка, а
Рэсси вопросительно гавкнул.
– По-моему, снижение коэффициента самооценки, – задумчиво произнес Громов. – Редчайший случай в робототехнике. Сейчас проверим, насколько злокачествен этот «эго».
Он подошел к лежащему Электронику, окликнул его:
– Ты слышишь меня?
– Слышу, – отвечал робот, не открывая глаз.
– Ты проанализировал, что с тобой произошло?
– Проанализировал.
– Ты можешь вернуться в рабочее состояние?
– Не знаю, – сказал Электроник. – Я ищу выход.
Профессор внимательно и долго смотрел на него. Только опытный роботопсихолог по мельчайшим внешним признакам мог установить, что случилось с его любимым сыном. Казалось, уплыли куда-то вдаль назойливые телевизор и сама комната с поверженными чемпионами, остались создатель и его дети.
– Вот что, – прервал наконец молчание Громов, – я тебе задам один вопрос. В тебе идет переоценка основных понятий?
– Да, – ответил Электроник. – Я не знаю, почему так происходит.
– И я пока не знаю, – сказал профессор. – Помочь себе можешь только ты сам. Слушай внимательно…
– Я слушаю.
– Если ты не самовосстановишься, не поверишь в ценности жизни, ты перестанешь быть Электроником, погибнешь как личность. Понял меня, Элек?
– Понял, – отозвался робот, вытягиваясь неестественно прямо на кровати.
– Даю тебе, – профессор взглянул на часы, – ровно пять минут. Работай, Элек!
Громов подвинул кресло к кровати, уселся возле больного. Потянулись тягостные минуты. Какая-то внутренняя перестройка шла внутри робота, но шла значительно медленнее, чем этого хотелось бы Громову. Лицо профессора было серьезным, он застыл на месте. Элечка вся напряглась и ощутила, как постепенно меняются внутри лежащие схемы, как восстанавливаются прежние контакты, но Элек не подавал никаких признаков выздоровления. Глаза Рэсси мигали зелеными вспышками, отсчитывая быстрые секунды, и Элечка в нетерпении спросила: