Ульф явно не спешил, а это означало, что шпион не собирался докладывать, что Синклер уже собрал войско и плывет к острову в намерении штурмовать крепость.
– Я скоро вернусь.
Ульф кивнул и ушел, всем своим видом выказывая недовольство.
Конечно, Лахлан мог поручить брату сопровождать Эмили, в этом случае сам он оказался бы в замке гораздо раньше. Но прямолинейный, а порою и откровенно грубый Ульф мог ранить нежные чувства пленницы неосторожным словом. Вождь и сам не слишком понимал, с какой стати беспокоится о столь тонкой материи, но все же не захотел оставлять англичанку на милость брата.
Эмили в смятении шагала по крошечной комнатке на вершине башни. Неожиданно для себя она совершила так много странных поступков, а в голове роилось столько доселе неведомых мыслей, что трудно было решить, о чем думать в первую очередь.
Она выпустила на свободу самый главный и самый глубокий из своих страхов и раскрыла Лахлану темную тайну. Вождь не насмехался, не унижал, не намекал, что в отношении отца виновата она сама. Эмили с детства мучили сомнения: будь она достойна любви, отец ни за что на свете не отверг бы ее решительно и безжалостно. Но даже если Лахлан придерживался именно такого мнения, то предпочел тактично промолчать.
И все же не хотелось признавать растущее доверие к вождю.
Тем более что дело заключалось не в одном лишь доверии. Балморал взволновал, взбудоражил. Поцелуи и прикосновения не только не оскорбили, но принесли радость, очаровали и заинтриговали. И отвечала она на них с таким искренним жаром, которого не могла даже представить. Разве подобное поведение достойно леди? Позволила раздеть себя… а когда он обнажился сам, не бросилась прочь, как следовало бы, а прикасалась, смело и интимно.
Эмили вспомнила новые ощущения и вспыхнула, уступив горячей волне. Ласки понравились Лахлану, и это ее вовсе не смутило, а наполнило гордостью. Но вождь не воспользовался случаем и не овладел ее своевольным телом, как предположил Ульф. Он поступил как мудрый учитель: отвлек от привычных страхов и незаметно занес в воду.
Сейчас Эмили с трудом верила в реальность удивительного события: неужели она действительно лежала на воде, не боялась, не кричала от ужаса? Вода поддерживала, помогала… Нуда, конечно, Лахлан тоже поддерживал. И все-таки до сегодняшнего дня она ни разу в жизни не заходила в воду глубже чем по колено. Великий, невероятный подвиг!
Лахлан не смеялся над ее страхами, хотя сам чувствовал себя в воде совершенно свободно. И не выставил ее на посмешище брату. Отправил того в замок и лишь после этого позвал Эмили и проводил сюда, в башню. Участие и тактичность подействовали почти так же, как восхитительные поцелуи.
Балморал привел пленницу в комнату – или в тюремную камеру – и оставил в одиночестве. Однако, уходя, не запер дверь на тяжелый засов, как прежде. Эмили внимательно вслушивалась, но унизительный скрежет так и не раздался. Означало ли это, что она уже не в заточении и при желании вольна спуститься в большой зал?
Несмотря на вчерашние страхи, она вовсе не боялась встречи с Балморалами и не собиралась прятаться. Нет, она не настолько слаба! Если почти всю жизнь – с восьми лет и до дня отъезда в Хайленд – находила силы ежедневно встречаться с Сибил, то сможет предстать и перед кучкой не слишком приветливых шотландских женщин.
Если бы Лахлан хоть на минуту задержался, Эмили непременно разузнала бы, что ей разрешено, а что нет. Но он сразу ушел. Просто привел ее в комнату, сказал, что завтра предстоит следующий урок плавания, и, ни разу не взглянув, вышел. Эмили едва удержалась, чтобы не окликнуть, не попытаться взять за руку. Так хотелось, чтобы он остался! Да и сейчас она скучала, словно привыкла видеть вождя рядом каждый день, каждую минуту… довольно странное чувство – особенно если учесть, что первая встреча состоялась лишь накануне…
Эмили взяла со стола гребень, чтобы заняться волосами, но так и застыла: настолько удивительным показалось неожиданное открытие.
Да, она знакома с гордым и нежным шотландским горцем всего лишь два дня, и все же… и все же успела разделить с ним больше, чем с любым другим человеком на свете. Когда-то давно на глаза попалось стихотворение о любви с первого взгляда, но тогда оно показалось ужасно глупым и претенциозным. В то время подобные чувства как будто и не существовали. Совсем иное дело – сейчас.
Эмили уселась на кровать и принялась расчесывать еще мокрые спутанные волосы. Можно ли быть настолько глупой? Если ей и суждено кого-нибудь любить, то только Талорка. Более того, придется выйти за него замуж. Выбора нет. Почему же собственное сердце так безжалостно ее предало? Или чувство на самом деле было всего лишь инстинктивной тягой к сильному мужчине и зовом природы? Вожделением, которое не поддавалось контролю из-за отсутствия опыта?
Оставалось надеяться на второй вариант. Ведь серьезное чувство к вождю Балморалов закончится крахом надежд, разбитым сердцем.
Будь то любовь или вожделение, а вела она себя совсем не так, как положено благовоспитанной леди. И все же ничуть не жалела о случившемся. Какими бы шокирующими ни казались последние события, утро было прожито замечательно. Изменить его она ни за что бы не хотела. И завтра утром смело отправится с Лахланом к озеру, на следующий урок плавания. Если он поцелует, она ответит поцелуем. Если он прикоснется, прикосновение доставит удовольствие и не вызовет ни капли сожаления или раскаяния.
Да, каждая минута рядом с Балморалом радовала… кроме той, когда она услышала, как он говорил Ульфу, что не намерен держать пленницу у себя. Почему-то стало обидно, даже больно. Удивляться не стоило – ведь и ей самой он говорил то же самое, правда, другими словами. Будущего вместе с ней для него не существовало. Однако отсутствие перспективы не пугало: думать о будущем все равно не имело смысла.
Нет, она не будет любить упрямого горца. Только дурочка способна на любовь, которая не сможет принести ничего, кроме сердечной боли. А она не дурочка. И постарается получить удовольствие от жизни – пусть даже в плену у Балморалов. Будет воспринимать неволю как отдых от жизни, которую ей суждено вести. А как только судьба прикажет вернуться в ту далекую жизнь, она тут же с готовностью подчинится.
Чувство долга присуще не только доблестным воинам Хайленда.
Кэт уютно устроилась в объятиях Друстана. Тело ее сейчас существовало само по себе – счастливое, умиротворенное, наполненное новыми ощущениями.
Кэт и в голову не приходило, что физическая близость способна принести такую радость, которую довелось испытать с новым мужем. В первом браке все происходило совсем иначе, но Кэт не призналась в этом Друстану. Волк и так не отличался излишней скромностью.
Супружеская ночь проплыла на волнах сказочного удовольствия. А едва проснувшись утром, свежий и полный энергии Друстан возобновил ласки. Когда слуга принес завтрак, Кэт все еще не встала с постели и лишь попыталась слабо протестовать, поскольку супруг, судя по всему, даже и не думал о еде. Сейчас Кэт уже не понимала, зачем капризничала.