Через несколько часов видение ушло, и Лахлан проснулся со странной болью в груди.
Он решительно отмел боль вместе с неодолимым желанием увидеть ту, что снилась. Неотложные дела выстроились в очередь: отдать необходимые распоряжения, принять единственно верные решения, выслушать доклады помощников, проследить за занятиями воинов, обсудить обстановку с Друстаном. Вечером, перед ужином, одна из волчиц рассказала, что заметила на берегу озера матерого серого волка, явно чужака. Лахлан не сомневался в том, что Талорк или приплыл сам, или прислал кого-нибудь из своих надежных товарищей.
Вчера утром, на берегу озера, Лахлан не ощутил посторонних запахов. Одно из двух: либо волка тогда еще не было на острове, либо он умел маскировать собственный запах. Если это был Талорк, то он наверняка шпионил… но зачем, с какой целью? Чтобы проверить, как живется сестре, или чтобы вернуть ее в родной клан? Если Синклер хотел поговорить с Кэт, то наверняка показался, когда она ходила на прогулку вместе с Эмили. Если, конечно, присутствие англичанки его не остановило.
А собственно, с какой стати Талорку опасаться ее присутствия? Лахлан вспомнил, что на вопрос, не видела ли она дикого зверя, девочка ответила, что видела – если считать диким зверем вождя. Но ведь Талорк тоже вождь, а о волчьей природе ей прекрасно известно. Где же все-таки правда? Пыталась ли Эмили хитро увильнуть от ответа или действительно ничего не видела, как и предположил поначалу Лахлан?
Балморал решил сначала поговорить с Друстаном, а потом с пристрастием допросить Эмили и разузнать правду.
Эмили старательно месила тесто и с интересом слушала сплетни кухарок. Проснулась она рано, в полном одиночестве, но волнующий запах Лахлана остался в комнате, задержавшись в толстой шерстяной ткани пледа. Впрочем, даже без этого весомого доказательства она ни за что не смогла бы убедить себя в том, что видела волка во сне. Удивительные события ночи сохранились в памяти с той же кристальной ясностью, с какой запечатлелись картины жизни в доме отца. А главное, в душе поселилась несокрушимая уверенность, что Лахлан стал неотъемлемой частью жизни, наравне с ее семьей.
Да, ей придется покинуть клан Балморалов, и все же она никогда и ни за что не забудет удивительного вождя. Он останется в сердце. Насколько легче оказался бы ее жизненный путь, если бы те чувства, которые вызывал Лахлан, достались Талорку! Увы, увидев достойного вождя Синклеров, Эмили сразу поняла, что это не ее человек.
Как же все сложно!
Зачем Лахлану понадобилось прийти к ней в облике волка? Эмили снова и снова задавала себе этот вопрос и все же не могла придумать ни одного разумного и убедительного ответа. Скорее всего его привел звериный инстинкт – после того что произошло между ними в большом зале. Но ведь даже в этом случае поступок требовал абсолютного доверия. А разве вождь мог ей доверять?
И все же он пришел, и пришел волком. Позволил гладить, ласкать и даже поцеловал – по-своему, по-волчьи. А потом лег рядом и лежал до тех пор, пока она не заснула. А может быть, и дольше.
Эмили до сих пор не понимала, что чувствовала, когда – теплый, чуть шершавый язык коснулся груди. Удивительное, ни на что не похожее ощущение! Такое же странное, как тот взрыв удовольствия, который Лахлан подарил вечером, еще человеком, но совсем иное! Очень приятное, но в то же время… странное.
Казалось, могучая жизненная энергия вождя смешалась с ее энергией.
И все же Лахлан исполнил обещание отменить урок плавания и не пришел утром, чтобы снова отвести ее на озеро. А это означало, что удивительная ночь оставила его равнодушным. Наверное, он даже не ощутил той связи, которую так ясно чувствовала она.
– Думаю, твое тесто уже готово, девочка, – неожиданно прозвучал ласковый голос одной из кухарок.
Эмили вздрогнула и посмотрела на стол. Да, действительно. Пышная белая масса давно просилась в печку. Осталось лишь придать ей нужную форму. Эмили отложила готовый хлеб в сторону, а к себе придвинула новую порцию теста и принялась колотить ее с неожиданной, достойной лучшего применения силой.
Она не понимала Лахлана и не надеялась когда-нибудь понять. Сначала вождь утверждал, что она не значит для него ровным счетом ничего, а вскоре ласкал, как пылкий любовник. Бережно, нежно нес наверх после того, как подарил минуты высшего наслаждения. Так, словно она ему небезразлична… но на словах утверждал обратное.
А потом… потом… пришел в образе волка. Это уж совсем необъяснимо. Эмили в очередной раз ударила тесто кулаком – хотя достаточно было всего лишь сложить кусок пополам.
– Я запретил Марте поручать тебе хозяйственные дела.
Эмили скорчила тесту смешную рожицу, пробормотала что-то насчет надменных вождей и подняла голову. Лахлан стоял рядом и серьезно наблюдал за работой. Выражение его лица никак нельзя было назвать довольным.
– Она и не поручала.
Темные брови вопросительно изогнулись в молчаливом ожидании. Вождь требовал разъяснений.
– Кэт назначена главной хозяйкой. Она и приказала мне помочь с приготовлением хлеба.
– Она приказала тебе? – переспросил Лахлан подозрительно тихо и спокойно.
– Да. В этом нет ничего странного. Я, например, приказала ей поспать после ревизии кладовки.
– И с какой же стати ты выполняешь ее работу?
– Ей нравится мое общество. В отличие от других она не считает меня надоедливой.
– Думаю, что не считала – то того момента, пока ты не приказала ей лечь спать.
– Даже и после этого она не сочла меня надоедливой. Просто чуть-чуть рассердилась. И в отместку не хотела поручать мне месить тесто. Знает, что я не люблю сидеть без дела.
– Полагаю, как и она сама.
– Ей требовался отдых.
Заявление прозвучало категорично, даже воинственно. Лахлан снова поднял брови.
– А что, разве я высказал сомнение?
– Нет, – ворчливо ответила Эмили. – Беременная женщина всегда нуждается в отдыхе, а Кэт к тому же постоянно зевала. Полагаю, ночью ей спать не пришлось.
На самом деле Эмили не полагала, а была целиком и полностью в этом уверена.
Она успела засыпать подругу ворохом бесконечных, самых неожиданных вопросов относительно полнолуния и связанных с ним древних и сложных ритуалов. Кэт призналась, что хотя и не охотилась вместе со стаей, все равно не ложилась спать: ждала возвращения Друстана, чтобы разделить с ним добычу. Говоря это, она очаровательно покраснела, и Эмили пришла к выводу, что общим у молодых супругов оказался не только ужин.
Об удивительном появлении Лахлана возле постели Эмили скромно умолчала. Переживание все еще оставалось слишком свежим, слишком острым и до такой степени личным, что не хотелось рассказывать о нем даже названной сестре.