— Куда собирались поехать? — спросила она.
— В Лондон. Показаться врачу.
— Как ваша спина, не стало хуже?
— Нет, практически уже все в порядке. Думаю, что доктор будет доволен.
Миген кивнула.
Мы остановились у вокзала. Я поставил машину на стоянку, вошел и купил билет. На перроне всего лишь несколько человек — все незнакомые.
— Вы не займете мне пенни? — попросила Миген. — Я бы купила себе шоколадку в автомате.
— Пожалуйста, — я подал ей монету. — А как насчет жевательной резинки или мятных лепешек?
— Я больше люблю шоколад, — прямодушно ответила Миген, не заподозрив меня в иронии.
Она пошла к автомату, а я глядел ей вслед со все возрастающей досадой. На ней были стоптанные туфли, толстые уродливые чулки, какой-то совершенно бесформенный пуловер и платье. Не знаю, почему все это так раздражало меня — но раздражало здорово.
Когда она вернулась, я со злостью спросил:
— Зачем вы носите эти богомерзкие чулки? Она удивленно посмотрела на свои ноги:
— А что в них не так?
— Все. Они просто ужасны. И почему вы не выкинете этот пуловер? Он же больше похож на ободранный кочан капусты, чем на одежду.
— Но ведь он совершенно целый, разве нет? Я уже много лет ношу его.
— Не сомневаюсь. И почему…
В этот момент подошел поезд и прервал мою гневную проповедь. Я вошел в пустое купе первого класса, опустил окно и оперся о раму, намереваясь продолжить чтение нотаций. Миген стояла на платформе. Подняв на меня глаза, она спросила, какая муха меня укусила.
— Да я не сержусь, — покривил я душой. — Просто не могу видеть, как вы запущены и совершенно не следите за своей внешностью.
— Красивой я все равно не стану, так какая разница?
— Прекратите это! — крикнул я. — Хотел бы я хоть раз увидеть вас одетой как следует! Взять бы вас в Лондон и прилично одеть с головы до ног!
— Вот это было бы здорово! — сказала Миген. Поезд тронулся. Я смотрел в обращенное ко мне, грустное личико Миген.
А потом, как я уже говорил, меня охватило безумие. Я открыл дверь, схватил одной рукой Миген и втащил ее в вагон. Дежурный на станции что-то крикнул, но мне не оставалось уже ничего иного, как побыстрее захлопнуть дверь. Я помог Миген подняться с пола, на котором она очутилась в результате моей молниеносной операции.
— Господи, зачем вы это сделали? — спросила она.
— Молчите уж, — сказал я. — Поедете со мной в Лондон и, если не будете мне мешать, сами себя не узнаете! Я вам покажу, как вы можете выглядеть, если будете обращать на себя внимание. Не могу я смотреть, как вы ходите на стоптанных каблуках и в этом жутком тряпье.
— Ох! — восторженно прошептала Миген.
По вагону прошел проводник, и я купил Миген билет. Она сидела в уголке и смотрела на меня с каким-то боязливым почтением.
— Энергичный вы человек, — проговорила она, когда проводник вышел, — ничего не скажешь.
— Чрезвычайно, — ответил я. — Это у нас в семье наследственное.
Как я мог объяснить Миген внезапный импульс, толкнувший меня на все это? Она напоминала собачку, на которую никто не обращает внимания. Но сейчас на ее лице появилась недоверчивая радость — собачку взяли наконец на прогулку.
— Вы, наверное, плохо знаете Лондон? — спросил я.
— Почему же, — ответила Миген. — Я всегда проезжала через Лондон, когда возвращалась из школы на каникулы. И я была у зубного врача и на пантомиме.
— Сегодня, — произнес я таинственно, — это будет другой Лондон.
В Лондон мы прибыли за полчаса до того, как мне назначено было быть у Марка Кента на Харли — стрит. Я взял такси, и мы поехали прямо к Миротии, портнихе Джоан. Ее настоящее имя — Мери Грей, и она сорокапятилетняя веселая женщина, враг условностей и отличная собеседница. Мне она всегда нравилась.
— Вы — моя кузина, — сказал я Миген.
— Это еще зачем?
— Обещали слушаться, — напомнил я ей.
Мери как раз обхаживала заказчицу — пухлую даму, решившую любой ценой втиснуться в облегающее серо — синее вечернее платье. Я отвел Мери в сторону.
— Послушайте, — сказал я. — Тут со мной наша кузина. Джоан хотела сама прийти с нею, но ей что-то там помешало и она велела предоставить все на ваше усмотрение. Видите, как эта девушка выглядит?
— Вижу, — с чувством ответила Мери Грей.
— Отлично, мне хотелось бы, чтобы вы снарядили ее по всем правилам. Сколько это будет стоить, роли не играет. Чулки, туфли, белье — все! Кстати, парикмахер, к которому ходит Джоан, тоже ведь где-то здесь?
— Антуан? Сразу за углом. Это я тоже устрою.
— Вы — прямо клад!
— О, мне самой это доставляет удовольствие — и деньги тут ни при чем, а этим немало сказано, ведь половина моих заказчиц не очень-то спешит платить по счетам! Но, как я сказала, мне это самой доставит удовольствие. — Она окинула быстрым, профессиональным взглядом стоявшую в стороне Миген. — Фигура у нее великолепная.
— Значит, у вас рентген вместо глаз, — сказал я. — Мне она кажется совсем без фигуры.
Мери Грей засмеялась:
— Ох, уж эти современные школы! Они как будто гордятся тем, что делают огородные чучела из своих выпускниц. Это у них называется воспитывать милых, некокетливых девушек. Иногда целый сезон проходит, прежде чем девчонка опомнится и станет на что-то походить. Но вы не беспокойтесь и положитесь на меня.
— Чудесно, — сказал я. — Часов в шесть я вернусь и заберу ее.
Марк Кент был мною доволен. По его словам, я превзошел самые смелые его ожидания.
— Отлично, отлично, — похваливал он. — Просто чудо, что могут сделать чистый воздух, здоровый сон и спокойствие с пациентом, готовым послушаться доброго совета и поехать в деревню!
— За первые две вещи ручаюсь, — сказал я. — А вот можно ли считать деревню гарантией спокойствия — не знаю, не знаю. Волнений у нас там было даже с избытком.
— С чего бы это?
— Убийство.
Марк Кент присвистнул:
— Деревенская любовная трагедия? Провинциальный Отелло убивает свою возлюбленную?