«Невозможно, чтобы наш мир был единственным, должны существовать другие миры, в другой галактике или ином измерении, невидимые для нас, неведомые, непостижимые. Даже если на Земле жизнь прекратится, где-то останется другая жизнь, другой разум, мудрее нашего. Я не могу доказать, но верю, хотя это и нелогично».
– Meine Damen und Herren. Achtung, bitte! [72] – прокаркал громкоговоритель.
«Скоро приземлимся, – подумал капитан Вегенер. – Меня наверняка поджидают. Вопрос только в том, чья группировка готовит встречу – Геббельса или Гейдриха? Допустим, Гейдрих жив. Хотя, пока я летел, его вполне могли устранить. В смутное время в тоталитарном обществе такое случается быстро…»
Несколькими минутами позже он двигался к выходу в толпе пассажиров. Но на этот раз среди них не было молодого нацистского художника. «Некому изводить меня идиотскими суждениями», – устало подумал Вегенер. У трапа, чуть в стороне, стояла группа людей в черной форме. «За мной?»
Вегенер медленно спустился по трапу. Далеко впереди кричали и махали руками встречающие. Один из чернорубашечников, плосколицый белобрысый парень с опознавательными знаками Ваффен-СС, шагнул к Вегенеру, щелкнул каблуками и отдал честь.
– Ich bitte mich zu entschuldigen. Sind Sie nicht Kapitan Rudolf Wegener, von der Abwehr? [73]
– Извините, – ответил Вегенер. – Вы ошиблись. Я – Конрад Гольц, представитель «А.Г. Хемикален». – Он двинулся дальше.
Навстречу ему шагнули еще двое эсэсовцев. Все трое обступили Вегенера, так что, двигаясь в выбранном направлении, он оказался под охраной. У двоих эсэсовцев под плащами были автоматы.
– Вы – Вегенер, – сказал первый, когда они вошли в здание аэровокзала.
Он промолчал.
– Вас ждет машина, – продолжал эсэсовец. – Нам приказано встретить вас и немедленно препроводить к рейхсфюреру СС Гейдриху в штаб-квартиру дивизии «Лейбштандарт». Кроме того, мы должны охранять вас…
«Чтобы меня не перехватили молодчики из Партай, – добавил про себя Вегенер. – Значит, Гейдрих жив и не смещен. Сейчас он пытается укрепить свое положение в правительстве Геббельса. Вполне возможно, что в конце концов нынешний кабинет падет, – размышлял он, усаживаясь в черный штабной „даймлер“. – Однажды ночные улицы заполнят патрули Ваффен-СС. Из полицейских участков ринутся толпы чернорубашечников. Будут захвачены радиостанции, телеграфы, отключена электроэнергия, закрыт Темпельхоф. Громыхание сапог по берлинской брусчатке… Но, в сущности, что это изменит? Даже если доктор Геббельс будет свергнут, они все равно останутся: чернорубашечники, Партай, планы войны не с Востоком, так с чем-нибудь еще. Например, с Марсом или Венерой. Неудивительно, что Тагоми не выдержал, – подумал он. – Жестокая дилемма нашего существования. Как бы ты ни поступил, в итоге это окажется злом. Тогда зачем сопротивляться? Зачем выбирать, когда все альтернативы – ложны?.. И все-таки мы будем бороться. День за днем. Сейчас – против операции „Одуванчик“, потом – против полиции. Нельзя уничтожить все зло сразу. Это долгий процесс. Мы можем лишь делать выбор на каждом шаге. И надеяться. Возможно, в каком-нибудь другом мире все по-другому. И жизнь состоит из ясных альтернатив. Черно-белый мир без оттенков и переходов.
Увы, мы живем не в идеальном обществе, где истина ясна, поскольку ясны ее критерии. Где можно быть правым без особых усилий, поскольку ясно, что значит быть правым».
«Даймлер» взревел и рванулся с места.
«Предположим, это ловушка, – думал Вегенер, зажатый на заднем сиденье охраной; автоматы лежали у эсэсовцев на коленях. – Меня везут не к Гейдриху, а в застенок Партай, чтобы вытянуть сведения и прикончить. Но я сделал выбор: предпочел рискнуть, вернуться в Германию. Смерть – вот путь, который открыт для нас всегда, на любом шаге. И постепенно мы приближаемся к ней, сами того не желая. Или, напротив, сдаемся и выбираем смерть сознательно».
Черный автомобиль мчал его по берлинским улицам.
«Вот я и дома, – подумал Вегенер. – Мой Volk, [74] я снова с тобой».
– Какие новости? – обратился он к охране. – Я отсутствовал несколько недель, уехал еще до смерти Бормана. Есть ли перемены в политической ситуации?
Эсэсовец справа ответил:
– Есть, и большие. Были громкие митинги в поддержку Маленького Доктора. В сущности, к власти его привела толпа. Когда народ опомнится, то вряд ли потерпит урода и демагога. Геббельс держится только на умении ложью и пустословием воспламенить энтузиазм масс.
– Ясно, – кивнул Вегенер.
«Грызня продолжается, – подумал он. – Возможно, семена зла вот-вот дадут всходы, и тогда монстры сожрут друг друга, а мы останемся. Будем надеяться, нас уцелеет достаточно, чтобы начать все сначала. Чтобы строить и думать о будущем…»
В час дня Джулиана Фринк добралась до Шайенна. В центре города, возле огромной железнодорожной станции, она купила две дневные газеты и, просматривая их, наткнулась на заметку:
ОТПУСК ЗАВЕРШАЕТСЯ СМЕРТЕЛЬНЫМ УДАРОМ
Джулиана Чиннаделла подозревается в убийстве своего мужа Джо Чиннаделла. По свидетельству служащих денверской гостиницы «Президент Гарнер», она покинула отель сразу после того, как разыгралась кровавая драма. В номере найдена распечатанная упаковка бритвенных лезвий. Очевидно, одним из них и воспользовалась миссис Чиннаделла, по описаниям привлекательная, хорошо одетая брюнетка лет тридцати. Тело ее мужа с перерезанным горлом обнаружил Теодор Террис, служащий гостиницы, который всего получасом ранее забрал у клиента рубашки на глаженье и вернулся, как было договорено. По словам полицейских, в номере остались следы борьбы, что дает основания предположить…
«Значит, он умер, – подумала Джулиана, складывая газету. – Но у полиции даже нет моей настоящей фамилии, обо мне ничего не знают».
Почти успокоенная, она ехала, пока не наткнулась на сносный мотель. Джулиана сняла номер и перенесла туда свертки из машины. «Теперь ни к чему торопиться, – решила она. – Можно дождаться вечера, чтобы был повод наведаться к Абендсенам в новом платье. И книгу успею дочитать».
Она не спеша разложила вещи, включила радио, заказала по телефону кофе, затем юркнула в чистую постель с новым экземпляром «Саранчи», купленным в денверской гостинице.
В седьмом часу вечера Джулиана захлопнула книгу.
«Интересно, успел ли Джо ее дочитать? – подумала она. – Похоже, он так ничего и не понял. В ней заключен гораздо более глубокий смысл, чем кажется. И суть тут не в придуманном мире. Бьюсь об заклад, никто, кроме меня, не понял „Саранчу“. Людям просто кажется, что они поняли».
Джулиана убрала книгу в чемодан, надела шубку и отправилась обедать.