Грегори трудно было поверить в это, но, с другой стороны, девушке виднее.
— Ну ладно слуги, пусть их! Но люди вашего класса! Не хотите же вы сказать, что знатные девицы ведут себя так же?
— Ха! — фыркнула Лилия. — А что ж, оставить все удовольствия простолюдинам? Ну же, сэр, испытайте новые ощущения в моем обществе!
Она поймала его руку и притянула к своей груди.
Грегори пытался отнять руку, но девушка проявила незаурядную силу — или правильнее было говорить о его собственной необычной слабости?
— Так что же, сэр? Вы получили приглашение от прекрасной дамы. Если вы пренебрежете им, она будет думать, что имеет дело с девственником, который боится наслаждений!
— Но… это действительно так.
Хватка на запястьях Грегори ослабла: девушка удивленно глядела на него.
— И вы не стыдитесь заявлять это? Да все мужчины засмеяли бы вас, узнай они, что вам незнакомы женские объятья! Нельзя признаваться в таком!
— А я вот признаюсь, — Грегори почувствовал, как к нему потихоньку возвращается присутствие духа. — Видите ли, мадемуазель, меня гораздо больше интересуют книги, чем данный вид спорта. Да и любовник из меня, подозреваю, неважный по причине отсутствия навыков. Совершенно не представляю себе, как дарить женщине наслаждение.
— Ну так давайте же пройдем этот курс обучения! — жарко проговорила девушка, вновь прижимаясь к Грегори. — Будем учиться вместе! Неужели вы начисто лишены жажды знаний?
— Вовсе нет, — быстро возразил юноша. — Однако мои интересы лежат в области наук.
— Но это — тоже наука! Целая область человеческих знаний, о которых вы даже не подозреваете. Хорош ли тот ученый, что не прочел множество книг и даже не догадывается об их содержании? Сэр, такой прекрасной возможности пополнить свои знания вам больше не представится. И знаете что? Я готова смириться с неопытностью при условии вашей нежности ко мне.
— Но… какие могут быть гарантии у человека, распростившегося с привычными чувствами?
— Да нет же, сэр, не горюйте о них. Со мной вы обретете истинные чувства… или, по меньшей мере, настоящую цель в жизни, — ее голос снова стал низким и вкрадчивым. — Или вы думаете, что какая-нибудь девушка пожелает выйти замуж за мужчину, не имеющего ни малейшего представления о любви?
Это был ошибочный ход: данный аргумент Грегори не раз обсуждал с монахами в монастыре.
— Женитьба не входит в мои намерения, мадемуазель. Но если б это и произошло, думаю: первый любовный опыт, совместно пережитый мужем и женой, только крепче связал бы такой брак. Никакая подпорка не окажется лишней для здания, которому со всех сторон грозят опасности.
Лилия отшатнулась в отвращении.
— Очень мрачная картина. Пожалуй, такое здание долго не простоит. Но что за опасности, по-вашему, угрожают браку двух людей?
— Бедность и угнетенность, мадемуазель. Но еще хуже для людей, живущих бок о бок долгие годы, опасность потерять самих себя в суете семейной жизни. Так страшно оказаться навечно связанным, лишиться свободы, гордости, возможности принимать самостоятельные решения!
— То есть оказаться господином или рабом? — Лилия отодвинулась еще дальше, ее глаза сердито сверкали.
А Грегори снова пробрала дрожь. Надо признать: эта девушка в гневе казалась столь же прекрасной, как и в любви. А уж когда оба чувства присутствовали одновременно, сопротивляться было бесполезно.
— Совершенно верно, — кивнул Грегори. — Но уверяю вас, мне доводилось видеть немало людей, преодолевших все препоны и построивших вполне надежный совместный дом. В нем они были укрыты от всех опасностей и, кроме того, приобретали не меньше, чем теряли. Однако в ходе строительства приходилось использовать все подпорки, все связи, чтоб оградить свое детище от враждебности окружающего мира.
— И где вы набрались подобных воззрений? — настойчиво поинтересовалась Лилия.
— У знакомых монахов.
— Ну так и отправляйтесь к своим монахам! В самом деле, их стерильные кельи — самое подходящее место для человека, способного так основательно развеять романтическое настроение дамы! Убирайтесь туда и сожалейте об этом дне до конца жизни, потому что сегодня вы упустили свой самый лучший шанс! — С этими словами девушка развернулась на каблуках и зашагала прочь.
Спустя несколько секунд она уже скрылась за поворотом.
Еще десять минут Грегори стоял неподвижно. Затем, убедившись, что Лилия не вернется, позволил себе опуститься на землю. Он прислонился спиной к дубу, пытаясь унять дрожь и справиться с той бурей чувств, которые разбередила в нем девушка. Он говорил себе, что наслаждения, обещанные Лилией, — не более чем несбыточные мечты, а ее чувственность — уловки искусной проекции. Все это было иллюзией! Но какая-то его часть восставала, не желая расставаться с этим призраком.
Грегори очень встревожил тот факт, что девушке удалось разбудить в нем желания, которые обычно успешно подавлялись или направлялись в безопасное русло. При этом он не мог не подивиться иронии судьбы: дело обернулось так, что Морага расшибалась в лепешку в своих стараниях активизировать его сексуальность, хотя изначальная установка была прямо противоположная. Ведь если б его просто оставили в покое, он, скорее всего, остался бы убежденным холостяком, прозябающим в обществе любимых книг и не мечтающим о женской любви.
В настоящий момент, однако, он не был уверен в правильности такого выбора. Теперь, когда цель его путешествия — препровождение Мораги в Раннимид на суд королевских ведьм — была почти достигнута, Грегори начали одолевать сомнения. Он чувствовал, что почти готов влюбиться и мечтать о браке, подобно тысячам мужчин до него. Внутренний голос предательски нашептывал ему о радостях семейной жизни, более предпочтительных, чем одинокое существование. Это манидо, но и пугало юношу, ведь речь шла о материях, знакомых ему лишь понаслышке. Надежды на любовь и счастье вполне могли оказаться пустыми химерами, погоня за которыми поглотила бы все его время и энергию! Обычно, столкнувшись с проблемой, Грегори полагался на собственный интеллект и опыт, но сейчас он оказался в тупике.
Ртуть ехала ко двору верхом в сопровождении пяти женщин-воительниц. Все они были одеты в мужские штаны и камзолы из плотной ткани, не пренебрегли также кирасами и поножами — это была уступка Джеффри. Тот был настолько озабочен безопасностью своей невесты, что никуда не отпускал ее без оружия и доспехов, защищающих в пути светлую кожу девушки от шипов и терний. Таская на себе все это железо, Ртуть не роптала: она ценила свободу передвижения наряду со свидетельствами любви и заботы ее жениха. Кроме того, нехотя признавала девушка, путешествовать верхом куда удобнее в штанах, чем с голыми коленками.
Увидев спешащую ей навстречу Корделию, Ртуть нахмурилась.
— Ну, и где же шляется ваш драгоценный братец? — спешиваясь, спросила она. Затем, вспомнив о хороших манерах, добавила: