— Боже, как это сложно — стать для нее идеальным мужчиной да вдобавок исцелить ее от пагубной страсти к убийствам, — промолвил Грегори, устрашенный масштабами стоящей перед ними задачи. — Боюсь, без магии здесь не обойтись!
— Значит, я изучу магию, — твердо заявила Гвен. — Думаю, мне пора отправляться — путь неблизкий.
Она повернулась к дочери.
— А ты проследи, чтоб наша подопечная не проснулась до времени.
Гвен пропутешествовала остаток этого дня и почти весь следующий. И то сказать: ей пришлось пересечь пол-Грамария. Даже при попутном ветре такой перелет занимал немало времени. Ночевать она останавливалась на постоялом дворе, а с первыми лучами солнца снова пускалась в путь. Наконец на рассвете третьего дня Гвендолен завидела цель своего путешествия — женскую обитель. Чтобы не смущать монахинь, она припрятала свою метлу в ближайшем лесочке и остаток пути проделала пешком.
Однако приблизившись, ведьма остановилась в изумлении, гадая, туда ли она попала. Под стенами монастыря резвилась толпа детей. Некоторые перекидывались мячом или запускали волчки. Другие были заняты какой-то сложной игрой с обручами. Часть детей просто стояла и болтала. Озадаченная Гвен не могла взять в толк, откуда они здесь взялись? Во время предыдущего посещения обители у нее сложилось впечатление, что монахини жили довольно обособленно. Конечно, они были целительницами, и больные из окрестных деревень шли к ним непрерывным потоком, но дети… Хотя, последний визит приходился на Рождество, и малыши могли находиться дома с родителями.
Нет, здесь все-таки какая-то ошибка.
Гвен решила посмотреть, чем же занимаются дети в обители.
На ее глазах из ворот вышла монахиня и громко хлопнула в ладони. Детский гомон тут же утих, и все собрались вокруг женщины, образовав несколько концентрических кругов. Похоже, процедура была отработана: старшие стояли позади, самые маленькие в середине, поближе к монашке. Та кивнула с довольным видом.
— Доброе утро, ученики!
— Утро доброе, сестра Элизабет! — ответил нестройный хор детских голосов.
— Давайте попросим Господа благословить наши сегодняшние труды.
Монахиня опустилась на колени и начала вслух читать молитву, дети последовали ее примеру. Гвен не верила своим глазам. Ученики? Неужели это действительно школа для крестьянских детей? В местности, где большинство жителей неграмотно, и лишь духовенство и знать худо-бедно могли читать-писать!
И уж, тем паче, никто не учил грамоте девочек! Нет, должно быть, сестра Элизабет говорит с ними только о религии.
Тем временем молитва окончилась, все поднялись с колен, и тут один маленький мальчик поднял руку.
— Да, Лоренс?
— Сестра Элизабет, а нам обязательно идти внутрь? — уныло он. — Здесь так солнечно и тепло!
Монахиня обменялась понимающей улыбкой со старшими детьми, двое из них покраснели и потупились — очевидно, это они подбили малыша на вопрос.
— Нет, думаю, необязательно, — оставив без внимания эту маленькую хитрость, ответила сестра. — Денек действительно хороший, может быть, последний теплый день нынешней осенью. Давайте сегодня останемся здесь.
Дети радостно загалдели. Монахиня улыбнулась и махнула рукой, призывая к тишине.
— А теперь садитесь и доставайте свои грифельные доски, — скомандовала она, когда шум утих.
Дети стали рассаживаться прямо на траве, приглушенно переговариваясь. Сестра Элизабет опять хлопнула в ладони.
— Прошу внимания! Самые старшие ученики письменно отвечают на вопрос: как это возможно, чтоб Иисус являлся всецело человеком и, одновременно, всецело Богом?
Нахмуренные задумчивые лица склонились над досками, пара подростков тут же начала что-то строчить.
Гвендолен недоумевала: крестьянские дети — пишут?
— Вопрос для следующей группы: являются ли те, кого мы называем ведьмами, действительно злыми колдуньями, пособницами Сатаны, или это обычные люди, но наделенные особыми талантами? Отвечая, руководствуйтесь не чувствами, но разумом — судите по их деяниям, добрым или злым. Далее подумайте: справедливо ли ваше суждение везде или лишь на нашем острове Грамарии? При написании не забывайте про три части эссе.
Подростки помладше также приступили к обдумыванию своих ответов.
Гвен была поражена не только (и не столько) самим фактом, что крестьянские дети умеют писать, а следовательно, — и читать, но и постановкой таких вопросов, которые вызывали споры у большинства жителей Грамария.
Дав задание подросткам, сестра Элизабет занялась малышами.
— Старшие детки идут со мной сюда, под дерево, — скомандовала она.
Монахиня достала из рукава кусок пергамента, испещренный цифрами, и пришпилила его к стволу.
— Решите примеры на ваших досках.
Тут что-то привлекло ее внимание в группе старших подростков. Она пригляделась повнимательнее и обратилась к одному из мальчиков:
— Гаррард! Глядите в свою доску, молодой человек!
В вашем возрасте уже непростительно без всякой цели глазеть по сторонам.
Мальчик пристыжено уткнулся в свои записи под сдавленный смешок товарищей. Девочка, которая перед тем занимала его внимание, бросила беглый взгляд на беднягу Гаррарда и с усмешкой вернулась к работе.
Сестра Элизабет повернулась к самым маленьким детям и подняла руку.
— Так, а теперь давайте займемся алфавитом!
Однако теперь ей что-то не понравилось в группе детей, занимавшихся арифметикой, и она прикрикнула:
— Мэттью!
Неожиданно застигнутый на месте преступления мальчуган поднял на учительницу виноватый взгляд.
— В школе нам нужны грифельные доски и мел, молодой человек! И ничего более! А ну-ка, дай сюда свою трубочку, — потребовала монахиня.
В гробовой тишине Мэттью достал из рукава и протянул ей тростинку.
— Бобы можешь оставить себе, если обещаешь не бросаться ими, — сжалилась сестра Элизабет. — Будешь хорошо себя вести до конца дня — получишь свою вещь обратно.
Что случится в противном случае, сказано не было.
Да это, очевидно, и не требовалось — все и так хорошо знали. Наведя порядок, монахиня направилась к самым младшим ученикам, но по дороге остановилась возле девочки, которая быстро прикрыла свою доску рукой.
— Только цифры, Синтия! — погрозила пальцем сестра Элизабет. — Я хочу видеть на твоей доске только Цифры!
Остальные ученики, вытянув шеи, пытались рассмотреть, что же там рисовала или писала девочка.
— Каждый глядит в свою собственную доску, — напомнила учительница, и дети снова вернулись к работе.
Сестра вздохнула и, покачав головой, вернулась, наконец, к малышам. Синтия, вытащив тряпицу, стала очищать грифельную доску.