Затем в душе ее проснулся привычный циник и шепнул: да нет, конечно же, эта тревога не имеет никакого отношения к ней. Скорее всего, юноша переживает за кого-то из своих близких. В конце концов, он так долго демонстрировал полное равнодушие к ухищрениям Финистер. Лишь в последнем объятии неожиданно и мощно выплеснулась его страсть, которую ведьма решила использовать в своих целях…
Девушка вздрогнула — воспоминание о неудавшейся попытке убийства было болезненным. Однако изгнать его не удалось, напротив, одно воспоминание потянуло за собой другие: вереница мертвецов прошла перед ее мысленным взором. Это оказалось столь невыносимым, что горькие и жгучие слезы неожиданно хлынули из глаз. Такая внезапность ошеломила Финистер.
Грегори снова привлек ее к себе на грудь.
— Ничего, ничего, это всего-навсего слезы, — бормотал он. — Естественное выражение чувств, переполняющих ваше сердце. Не сдерживайте их!
Его голос звучал так нежно и убедительно, что на мгновение Финистер поверила и затихла в объятьях. Но потом она вспомнила, кто этот человек. Ее предполагаемая жертва! Осознание данного факта заставило ведьму оцепенеть, а затем с новой силой оттолкнуть юношу, одновременно смахивая незваные слезы. Чувство вины навалилось тяжким грузом, и сознание Финистер лихорадочно заметалось в поисках какой-нибудь лазейки.
Хоть что-нибудь! Любая мысль, которая позволила бы ей справиться с этим ужасным грузом — и с совершенно невыносимым сочувствием в глазах Грегори!
— Та добрая леди, — прошептала она, — женщина, что сопровождала меня в моих снах. Где она?
— Не знаю наверняка, ведь меня там не было, — ответил юноша. — Но думаю, это моя мать, леди Гвендолен. Ведь именно она сидела все время рядом с тобой и трудилась над изломами твоего ума и сердца.
— Леди Гвендолен! — в ужасе вскричала Алуэтта. — Мой враг и жена моего врага! Мать тех, кого я собиралась безжалостно убить! Твоя мать!
— Именно так, — кивнул головой Грегори. — Она была той, кто разглядел твою истинную ценность, и немало потрудилась, чтобы, несмотря ни на что, освободить тебя!
Слезы брызнули с новой силой, Алуэтта сердито отстранилась, когда Грегори хотел обнять ее и успокоить.
Как она могла выслушивать утешения человека, которого совсем недавно хотела убить? Можно ли принимать исцеление от женщины, чьих детей она собиралась умертвить или кастрировать?
Былая изворотливость помогла Финистер подыскать необходимые доводы.
— Это ради тебя она пыталась меня спасти! — запальчиво выкрикнула девушка. — Твое, а не ее желание стало причиной лечения!
— Отчасти ты права, — согласился Грегори. — Но она никогда бы не согласилась видеть своего сына жертвой femme fatale [10] . Поверь, моя мать даже не стала бы браться за этот труд, если б не видела те запасы доброты, что похоронены в тебе.
— Ты лжешь! Я — злая, продажная женщина!
— Осознание этого означает победу, — тихо произнес Грегори. — Зло в тебе побеждено и больше не существует.
— Очень даже существует! — выкрикнула Финистер. — Знаешь ли ты, что я убила тринадцать человек, искалечила одного и намеревалась убить тебя самого! А также твоего брата! И сестру!
— Как раз моя сестра просила пощады для тебя, — странным голосом сказал юноша.
Алуэтта обернулась на этот голос и пристально посмотрела ему в глаза. То, что она увидела, обожгло ее, как огнем.
— Ты собирался убить меня! Казнить за все мои преступления! Конечно же, иначе и быть не могло. Ты должен был поступить таким образом!
— Именно благодаря Корделии я понял, что милосердие — неотъемлемая часть правосудия, — признался Грегори. — Это она научила меня прислушиваться не только к рассудку, но и к чувствам.
— Она встала на мою сторону, не желая обременять свою совесть убийством!
— Пожалуй! — он посмотрел прямо в глаза девушке. — Твоя гибель, неважно от чьей руки, была бы большим горем для меня. И я б не перенес, если б сам явился причиной смерти самого дорогого мне человека!
Вольно или невольно, сознание юноши выплеснуло такую бурю переживаний, что, достигнув Финистер, они заставили содрогнуться ее. Затем волна исчезла — Грегори восстановил контроль над своими чувствами, но сила его любви потрясла девушку. Все еще защищаясь, она пробормотала:
— В тебе говорит страсть, рожденная моей магией!
— Нет, — покачал головой юноша. — Ведь мой разум был надежной защитой против твоих чар! Я всегда знал, что это всего лишь фокусы твоего сознания.
— Неужели? Тогда что же позволило мне завоевать твое сердце?
— Твой ум и целеустремленность, — ответил Грегори. — И еще — жажда жизни и сила духа, которые я в тебе обнаружил. Вот где корни моей любви! Я был покорен еще до того, как увидел твой истинный облик.
— Мой истинный облик! — удивленно воскликнула Алуэтта. — Я знаю, что я невзрачная и малопривлекательная.
— Ты прекрасна, — прерывающимся голосом возразил Грегори. — У тебя очаровательное лицо и потрясающая фигура!
Затем юноша внезапно умолк, как будто поток его чувств наткнулся на неожиданную преграду, и без сил опустился на землю.
— Поверь мне, — тихо сказал он, — я б никогда не пленился прелестью твоего лица, если б уже не был покорен твоим умом и характером.
— Но у меня нет характера!
— Ну ум-то ты, по крайней мере, не отрицаешь! — улыбнулся Грегори.
Алуэтта вспыхнула и невольно подумала, что не краснела уже лет восемь. Она резко отвернулась и встала.
— Довольно этой чепухи! — воскликнула она. — Пора продолжить наше путешествие!
Грегори также поднялся, глаза его по-прежнему сияли, на губах играла едва заметная улыбка.
Девушка в нерешительности взглянула на него, не зная, о чем говорить.
— И где же твоя мать? — спросила она, меняя тему. — Та леди, которая была проводником в моих снах?
— Отправилась отдыхать, — ответил юноша. — Ибо Эта работа, даже при том, что мы все ей помогали, совершенно исчерпала ее силы.
— Все вы? — уставилась на него Алуэтта. — И кто же эти все?
— Я, Корделия и Джеффри.
Девушка едва сдержала вопль отчаяния — быть обязанной жизнью ненавистным Гэллоуглассам! Хватаясь за соломинку, она съязвила:
— Ага, а ваш старший брат не принимал участия!
— Он не мог этого сделать, так как в настоящий момент путешествует среди далеких звезд. Но Магнус тоже высказался за милосердие и, без сомнения, отдал бы все силы для твоего исцеления, если был бы тут.
Алуэтта закусила губу, чтобы не закричать. Это так горько, так унизительно — принимать прощение от своих врагов! Она встряхнула головой, плотно сжав веки, но непослушные слезы уже вовсю текли по щекам.