* * *
Совет убедить удалось.
Отец Джанни вернулся домой с заседания, сияя от радости.
— Никто и не подумал возражать! Выслушав меня, проголосовали единогласно. Гонцы уже отправились на быстроходных лодках в путь и сейчас выходят в открытое море!
Джанни и его мать в изумлении смотрели на Браккалезе-старшего, не веря собственным ушам.
— Как же только тебе это удалось? — ошеломленно промолвила синьора Браккалезе.
— А я говорил так, словно мое предложение — это нечто совершенно новое, словно прежде ни о чем таком и речи не заходило, а теперь ведь все думают только о войне и понимают, что когда война грянет, единственная надежда на то, чтобы уцелеть, — это победа! Их и убеждать не потребовалось, они были готовы согласиться с чем угодно, лишь бы это давало больше шансов на победу!
* * *
Покуда Джанни занимался войсковыми учениями, Гар прочесывал ту часть города, что располагалась ближе к морю, останавливал парней, которые еще не успели записаться в пехоту. Большей частью то были сыновья рыбаков и молодые матросы. Таких он набрал две сотни, лично занялся их обучением и, замечая наиболее смекалистых, назначал их к концу первого дня капралами, а к концу второго — сержантами. От рассвета до заката он водил их маршевым шагом по гавани — туда и обратно. К концу первого дня учений новобранцы страшно устали и проклинали Гара на чем свет стоит, но к концу недели уже маршировали под стать настоящим профессионалам и не уставали даже к наступлению темноты. Затем Гар начал их обучать владеть оружием и к концу десятого дня учений двоим лучшим подопечным он присвоил звание адмиралов. После непродолжительного военного совета на следующее утро Гар вывел своих учеников на пристань, где они разошлись по палубам десятка кораблей, после чего отплыли подальше от берега, и между ними начался самый что ни на есть всамделишный морской бой. В гавань корабли вернулись к полудню. Рядовые жутко устали, на берег они сошли, волоча за собой по земле пики, а вот капитаны и адмиралы поистине сияли от радости. Две сотни учеников Гара получили гордое название Пироджийской морской пехоты и вскоре отплыли в открытое море.
Ждать им долго не пришлось: очень скоро к кораблям подплыла маленькая быстроходная лодочка, и дозорный сообщил о приближении пиратской флотилии.
Прежде чем тронуться навстречу пиратам, адмиралы отправили лодку с дозорным в город, дабы он сообщил обо всем Совету. Весть об этом быстро разнеслась по городу, и как только Джанни понял, что только его воины сейчас не стоят, затаив дыхание, на городских пристанях, он быстро набрал полсотни добровольцев и отправил их охранять дамбу, связывающую город с материком, а остальных распустил, дабы все они ждали развития событий и молились за их благоприятный исход и спасение Пироджии. Тянулись томительные часы, и горожане уже начали потихоньку роптать, но ни разу не выстрелила ни одна пушка, в небе не появилось ни облачка порохового дыма — а все потому, что пироджийский флот хорошо делал свое дело и атаковал пиратскую флотилию очень далеко от города.
Сгустились сумерки, люди начали расходиться по домам, разочарованные и встревоженные, но тут откуда ни возьмись появились торговцы колбасками и принялись наперебой предлагать горожанам свой товар, снуя по толпе, а предприимчивые виноторговцы мигом поняли, что им предоставилась редкая возможность избавиться от залежалого товара, и потому большая часть горожан никуда не ушла. Пироджийцы прихлебывали вино, больше напоминавшее уксус, и закусывали его колбасками, которые лучше было слишком внимательно не разглядывать. Они ждали и надеялись, но с каждым часом их все больше охватывали страх и тревога.
Наконец, через несколько часов после наступления темноты те горожане, что стояли на мысу, подняли крик. Он вскоре докатился до остальных, что ждали у пристаней:
— Корабли! Корабли!
Но чьи? Понять было невозможно, поскольку пока что были видны только полотнища парусов, озаряемые светом луны. Канониры застыли в ожидании возле пушек, пехотинцев Джанни выстроил вдоль берега. Их сердца бились так громко, — что их стук слышали простые горожане. Воины выставили перед собой алебарды. Все ждали появления врагов. Горожане с готовностью расступались, давая дорогу воинам — мало ли, а вдруг к берегу плывут пиратские суда?
Но вот от мыса донесся вопль радости, и его быстро подхватили все остальные. Когда крик донесся до гавани, из-за мыса выплыли три корабля, и в свете факелов стали видны их вымпелы и на одном из парусов — орел, символ Пироджии! Тут уж все горожане узнали корабли, в строительстве которых каждый из них в той или иной мере участвовал, и радостные выкрики превратились в дружный победный рев, которому, казалось, не будет конца. Воины потрясали пиками и алебардами и тоже радостно кричали.
А из-за мыса выплывали все новые и новые корабли. Первые уже причаливали к пристаням, и через их борта спрыгивали на пирсы усталые, но счастливые матросы. Они расталкивали пехотинцев, а те хохотали от радости и хлопали своих соратников по плечам и приветствовали их восторженными возгласами, а те пробирались к своим возлюбленным, женам, родителям и детям.
Последним на берег сошел адмирал, опираясь на руку Гара. На его груди белела повязка, однако он отважно улыбался, и в глазах его сверкал огонь победы.
— Лекаря! Лекаря сюда! — кричал Гар. Его форма почернела от пороха, в нескольких местах она была изодрана. Его левая рука и лоб были перевязаны, однако, похоже, он мыслил ясно.
Подоспевшие лекари увели адмирала. Джанни подбежал к Гару, ударил его по спине, принялся жать руку и восклицать:
— Поздравляю! Слава герою! Победа, Гар, восхитительная победа!
— Победил не я, а мои люди. — Гар улыбался, глаза его светились. — Но бой был великолепен, Джанни! Никому не пожелаю войны, но уж если она случается, пусть она будет такой!
— Расскажи мне, как все было!
— Мы вышли из гавани поутру, с попутным ветром. В миле от берега адмирал флагманского судна, Джованни Понтелли, увел половину кораблей дальше, за горизонт, а другой адмирал, Моска Качолли, повел остальные корабли к югу, вдоль берега, чтобы мы встретили пиратов как можно дальше от Пироджии. Ветер был попутный, и шли мы быстро, а как только ветер поменялся и подул к берегу, мы встретили пиратов у Львиного мыса. Адмирал Качолли отдал команду открыть огонь. Ты ведь помнишь, Джанни, как я велел расставить пушки — они все стоят на палубах, закрытые полотном на случай шторма. Ниже палубы их нельзя ставить ни в коем случае, иначе всю команду оглушит пальба, изнурит жар, от порохового дыма начнут слезиться глаза. На самом деле и на палубах было не легче от всего этого, но по крайней мере канониры могли слышать команды и не задыхались от дыма. Правда, солнце палило немилосердно. Как бы то ни было, канониры сдернули с пушек полотно, зарядили их и открыли огонь. От отдачи корабль жутко раскачало, но, как ты помнишь, я также настаивал на том, чтобы корабли не строили слишком высокими, поэтому они не перевернулись, а команда работала слаженно, и никто не угодил под пушки, когда они откатились после выстрела. Стрельбой командовал Качолли. Один корабль стрелял, а на других в это время заряжали пушки. В итоге мы наносили удары каждую минуту, если не чаще.