Когда Дицея услышала наконец приближение рыцаря, было слишком поздно. Обидно: ведь тот смеялся и шутил со своей дружиной, а когда она в страхе отвернулась лицом к стене, он ее уже заметил.
— Хой-ла! — вскричал он. — Поди-ка сюда, красотка!
Она перепуганно отпрянула в сторону.
— Приведи ее, Барл, — приказал тот одному из своих. Солдат, ухмыляясь, шагнул к ней, широко раскинув руки. Дицея с жалобным криком вжалась в стену, закрыв лицо руками.
И тут Колл, ее брат, не выдержал. Бросившись между Дицеей и солдатом, он с размаху двинул того кулаком в зубы. Солдат едва успел удивленно крякнуть — где это, в конце концов, слыхано, чтобы сервы давали отпор господину! — и с закатившимися глазами осел на землю.
Рыцарь разом побагровел от ярости.
— Убить его! — Кому, как не ему, было знать, что сервам не позволено огрызаться...
Сразу четверо солдат бросились на Колла. Его охватил ужас: он понимал, что единственный его шанс на спасение — это убить их первым. Он прыгнул навстречу тому, что оказался ближе, и замахнулся кулаком, якобы целя в лицо. Солдат был уже наготове и прикрылся от удара, но Колл сделал ему подсечку и одновременно, ухватившись за копье, сильно дернул. Солдат повалился, оставив оружие у него в руках, и Колл тут же замахнулся им на остальных. Те отпрянули, ибо понимали, что может натворить зазубренное острие и как мало защищают от него их кожаные доспехи. Они оправились почти сразу же, со злобным криком наваливаясь на него снова, но и этой заминки хватило, чтобы Колл, пригнувшись, добил упавшего солдата.
Рыцарь взвыл от ярости, и его люди бросились в атаку. Колл прыгнул навстречу, отбил удар солдата справа и тут же двинул его в пах тупым концом копья так, словно это была длинная дубина. Вообще-то сервам не дозволено драться даже оглоблями, но — ясное дело — Колл с дружками баловались этим тайком. Разделавшись с правым, он повернулся к среднему. Взмах копьем, солдат парировал удар, отбив копье вниз, — и тут Колл в нарушение всех правил двинул ему в зубы кулаком.
При виде уже третьего упавшего солдата рыцарь взревел еще громче и пришпорил своего коня. Колл едва успел отскочить в сторону — не слишком удачно, ибо в результате оказался спиной к остальным солдатам.
— Сзади! — крикнула Дицея, и Колл успел повернуться вовремя, чтобы отразить их атаку. Он успел вонзить копье в одного из нападающих, когда рыцарь повернулся и с искаженным от ненависти лицом направил коня прямо на него.
— Беги! — взвизгнула сестра. — Ну же, Колл, беги!
Каждая клеточка его тела требовала, чтобы он остался и дрался, но рыцарь уже замахивался на него мечом, так что рассудок перевесил бушевавший в нем гнев. Он уклонился от удара в самое последнее мгновение и бросился в просвет между крестьянскими хибарами. Рыцарь повернул коня в погоню, и глазевшие на поединок сервы бросились врассыпную из-под копыт. Виляя как загнанный заяц, Колл пронесся между домишками и вылетел на узкую полоску земли, отделявшую деревню от леса. Грохот копыт неумолимо приближался, и ему казалось уже, что он ощущает на спине горячее дыхание скакуна. Он ворвался в лес, опередив коня на каких-то десять футов, и устремился в спасительный зеленый полумрак. По крайней мере на какое-то время лес обещал ему безопасность. Надолго ли — другой вопрос.
Где-то за спиной рыцарь, выругавшись, натянул поводья, останавливая коня.
— Давай, дурак, беги на здоровье! — рявкнул он вдогонку. — Из тебя выйдет знатная дичь для князя и его рыцарей — никакому оленю не сравниться! Вот уже мы тебя выследим да заколем, как свинью... ты меня слышишь, а, свинья?
Колл бежал, петляя между деревьями, на бегу кляня себя за глупость. Он убил двух солдат, так что охотиться на него будут всерьез, без дураков. Все рыцари на много миль вокруг не пожалеют сил, чтобы выследить и примерно наказать дерзкого серва, что посмел ударить господского солдата. Он не совладал со своим характером, он не удержался от попытки защитить младшую сестренку; он, считай, уже покойник или в лучшем случае беглый преступник — это если ему удастся перехитрить рыцарей и их ищеек. И чего он этим добился? Рыцарь все одно получит Дицею, только теперь он, поди, грубо изнасилует ее в отместку за брата, тогда как могло бы обойтись почти без насилия... у знати это считается едва ли не галантным обхождением. А уж за жизнь Колла, если кому удастся его поймать, и гроша ломаного не дашь.
Колл решил не давать им и этого.
* * *
Дирк Дюлейн с отвращением покосился на обзорный экран.
— Вот так ты и решаешь, народам каких планет помогать? По случайному выбору?
— Ну, не по «случайному». — Магнус д'Арман оторвался от штурманского дисплея и повернулся к другу. — Я исключаю все планеты, на которых существуют и соблюдаются твердые нормы прав человека.
— Ну, здорово! Значит, ты ограничиваешь число кандидатур теми, кто нуждается в помощи, да? А потом? Что потом-то? Берешь ту, что к тебе ближе? Почему тогда просто не бросить кости... или, скажем, не писать названия планет на мишени для дартса?
— А что бы ты посоветовал?
— Я? Ну, не знаю... Может, по степени остроты проблемы?
— Что ж, мысль интересная. — Магнус задумчиво почесал подбородок, уставившись куда-то в пространство. — По каким только критериям ее оценивать, эту остроту? По степени беспардонности властей?
— А почему бы и нет? А ее как рассчитывать?
— Хороший вопрос... Ну, ясное дело, в истории одни правительства вели себя беспардоннее других. Предоставленная самой себе аристократия всегда эксплуатирует личность сильнее, чем при монархии. Король все-таки удерживает своих ноблей в каких-то рамках — по крайней мере человек, пострадавший от своего сеньора, может апеллировать к королевскому правосудию. Римские диктатуры, конечно, являлись потенциально тяжким бременем для подчиненных, однако на деле дружки патриции тоже сдерживали диктатора, особенно в Сенате. Ну и, конечно же, тираны античной Греции...
— Верю! Верю! Убедил! — Дирк поднял руки вверх. — Этак мы можем весь день спорить и не договориться! Любую форму правления можно сбалансировать местными факторами.
— Ну я же не говорил, что все это выходит просто так, само собой, — возмутился Магнус. — Впрочем, любой принцип хорош, только бы он помог нам выбрать тех, кому наша помощь важнее всего.
— Все верно. Вот только пока мы будем вычислять такую планету, на ней могут погибнуть тысячи невинных. Я же вижу, что ты делаешь, — уж лучше спасти хоть нескольких сейчас, чем никого позже. Пусть при этом мы спасем и не самых нуждающихся.
— Самых нуждающихся? Ба, да так и нужно! — Магнус даже в ладоши захлопал от удовольствия. — Коэффициент людского отчаяния! Его-то уж подсчитать не так трудно. Эй, Геркаймер, покажи-ка нам несколько примеров отчаяния.