Корделия умирала от страха. Она спустилась еще на одну ступеньку, и еще на одну. Остановилась и скинула плащ.
Все ошеломленно уставились на нее.
Она сделала еще шаг, споткнулась и вцепилась в перила.
Неужели она совершила роковую ошибку? Неужели это место враждебно к ней во всех направлениях?
Что ж, они все равно увидят, чего стоит Корделия Гэллоуглас!
Она вздернула подбородок и сделала решительный шаг.
И вдруг толпа взорвалась восторженными рукоплесканиями — большей частью мужскими.
Шум оглушил ее. Глаза под маской изумленно расширились.
Неужели эти аплодисменты действительно для нее?
Сомнений быть не могло. Молодые люди рвались вперед. Не отставали и те, что постарше.
Корделия медленно спускалась, а в ушах звенели аплодисменты и восторженные крики.
Когда она дошла до последней ступени, несколько щеголей устремились припасть к ее пальцам. Она недоуменно посмотрела на них и подняла глаза…
И встретилась с ненавидящим взглядом Далилы.
Корделия поняла, что это истинный триумф.
Корделии хватило взгляда на лицо Далилы. Стало ясно, что платье превзошло самые смелые ее ожидания.
Корделия по-прежнему не сознавала, что и сама по себе не менее прекрасна, чем Далила, разве что формы у нее не столь пышные. Строгость платья подчеркивала ее классические черты, а теплые цвета изумительно гармонировали с цветом лица и золотом волос.
Нервное напряжение уступило место злорадству. Улыбаясь, будто кошка, налакавшаяся сметаны, она шла сквозь толпу, благосклонно протягивая руки своим нетерпеливым воздыхателям, щедро раздавая воздушные поцелуи и чувствуя тайный постыдный трепет, когда мужчины склонялись над ее рукой — и ее декольте.
— Ты само солнце, миледи!
— Так поберегись, милорд, иначе можешь обжечься.
— Я уже горю, — вздохнул кавалер, а другой подхватил:
— Ах! Хотел бы я поджариться на таком огоньке!
— Не сомневайся, от тебя бы и угольков не осталось, — отозвалась" Корделия.
— А я бы предпочел лицезреть тебя в лунном свете, — воскликнул следующий щеголь, ловя ее взгляд.
— Берегись, сударь, как бы тебе не обмануться.
— Хотел бы я обманываться всю жизнь, — заверил ее он — именно тот ответ, на который она рассчитывала. Она наслаждалась вниманием, но тут же ощутила жгучий стыд от этого наслаждения. И ее заливистый смех сменился сдавленным фырканьем. Мужчина пожирал ее взглядом, а другой в это время взял за руку. Она повернулась и уставилась прямо…
… в глаза Бора.
Глаза, что затягивали ее, будто в омут, а их обладатель говорил еле слышно:
— Миледи, мир еще не видел подобной красоты!
— Как странно, сударь, — с трудом переводя дыхание, отозвалась она. — Мы знакомы уже несколько дней, но прежде ты мне ничего подобного не говорил! — И вновь он пробудил в ней этот непонятный щекочущий трепет, на этот раз нисколько ее не испугавший. Похоже, она начала привыкать. Но, потеряв новизну, чувство это стало куда более острым, возбуждающим, а потребность в нем все росла и росла.
Она чуть подалась к Бору, и он прошептал:
— Ты подобна и солнцу, и луне, и оба они светят мне, когда ты рядом.
— А вот мне, сударь, похоже, ничего не светит. — И приблизилась еще немного. — Видишь, я не могу ответить любезностью на любезность.
— Ты отвечаешь своей красотой, перед которой меркнут сокровища короны. — Бор сделал встречный шаг, и рука его легла ей на талию. — Потанцуем?
— Пожалуй, я не против, — ответила Корделия, опустив ресницы и чуть поворачивая голову, чтобы немного искоса взирать на своего кавалера.
Бор хрипло рассмеялся и увел Корделию от разочарованных кавалеров, громко выражавших свое недовольство.
Бок о бок, бедро к бедру плавно влились они в фигуру старинного крестьянского танца и несколько мгновений двигались в унисон, но тут же разделились, хлопнув в ладоши, повернулись спина к спине, задевая друг друга плечами и бедрами, потом вновь несколько шагов лицом к лицу, и пошли рядом рука об руку, глаза в глаза. Она чувствовала, как по телу разливается тепло и дрожат коленки, ну и ладно, ведь он держит ее за талию и с каждой фигурой танца все крепче прижимает к себе, так что она может расслабиться, без остатка вверив себя партнеру…
Ален, стоя на краю выгороженной для танцев площадки, следил за каждым их движением.
— Неужели она действительно так распутна, как выглядит, Джеффри?
— Трудно сказать, мой друг, — отозвался Джеффри. — Женщины часто идут на все, чтобы выглядеть не такими, каковы они на самом деле.
— Но зачем им это надо? — удивился Ален.
— Ну, чтобы предстать перед нами загадочными или по вздорной прихоти, просто доставить себе удовольствие.
Взгляд Алена вернулся к даме в зеленом.
— Она явно получает удовольствие! Ты хочешь сказать, что на самом деле она может быть целомудренна и лишь притворяться распутной?
— И не сомневайся! Не существует женщины, которая не желала бы стать самой прекрасной, самой желанной, привлекать всеобщее внимание просто красотой своей, грацией и женским обаянием. Нет, мой друг, любая женщина имеет право всеми возможными способами использовать свои чары, не думая каждый раз, что мужчина способен преступить границы пристойного.
Хотя Джеффри говорил вполне искренне, однако с трудом прятал изумление при виде собственной сестры, пляшущей с лесным разбойником — да что там пляшущей, жмущейся к нему так, что не поймешь, где дама, а где кавалер!
Взгляд Алена блуждал по залу.
— Но где же Корделия? Без нее здесь пусто, все без нее тускнеет.
Джеффри вытаращил глаза. Ведь не способна же эта ничтожная маска оставить Корделию не узнанной Аленом!
Еще как способна — если он не желает узнавать ее.
Какое-то время Джеффри пережевывал эту мысль, а потом сказал:
— Уверен, что она вот-вот появится. А пока, мой друг, не пригласить ли тебе на танец даму в зеленом с кружевами?
Ален уставился на приятеля, не в состоянии выразить своего возмущения.
— Это еще зачем?
— Затем, что танец с ней доставит удовольствие любому мужчине и научит тебя держать партнершу и двигаться с ней.
Такой опыт порадует Корделию и повысит твои шансы.
Ален пристально посмотрел на своего стража.
— Ты действительно так считаешь?
— Могу поклясться. — Джеффри подхватил кубок с проплывающего мимо подноса и вручил его Алену. — Друг мой, за последние полчаса ты не выпил ни капли. Прошу тебя, прими кубок, ибо где истина, если не в вине! А потому, выпей и возвеселись!